У подъездов домов зябко ежатся дежурные. На перекрестках у мостов патрули. Звучит суровый оклик:

— Стой! Кто идет?

Это ночь в ноябре 1941 года в Ленинграде.

Мы живем в осажденном городе.

Враг от нас на расстоянии пушечного выстрела. Что означает эта дистанция, мы знаем по разрывам снарядов на улицах. Полями сражений стали места гуляний и отдыха. Где звенели наши праздничные песни, гремят орудия. Окопы вырыты за жилыми домами. Баррикады перерезали улицы. Батареи установлены на окраинах.

Война вошла в город. Бульвары и сады изрыты щелями. Окна первых этажей забраны щитами.

У входа — ящики с песком, бочки с водой. Плакаты на улицах зовут:

«Ленинградцы, учитесь гасить зажигательные бомбы». Закрашен золотой купол Исаакия. Не отблескивает шпиль Адмиралтейства.

Осада сложила наш быт. Он прост и суров. Мы ложимся, готовые встать по звуку сирены. Работаем под грохот канонады. Девушки-вожатые ведут трамвайные поезда под артиллерийским обстрелом. Домохозяйки гасят зажигательные бомбы. Парикмахеры бреют во время бомбардировок.

Город стал фронтом. На передовые уходили семьями — отец с сыновьями, муж с женой. Уходили бригадами, вместе работали, вместе и воевали. Отцов сменили дочери и сыновья, мужей — жены. Об армии, защищающей Ленинград, говорят как о боевом содружестве своих родных, товарищей по работе, соседей по дому. Надо будет — мы выйдем, встанем рядом.

День начинается военной учебой.

На площадях маршируют, разучивают приемы штыкового боя.

В урочный час по улицам проходят школяры. Они занимаются в бомбоубежищах. Ученики постарше начали учебный год в своих классах.

Противогазы через плечо у учеников и учителей.

Театры работают днем. На время воздушных налетов объявляется антракт. Отелло откладывает убийство Дездемоны. Яго занимает свой пост как дежурный пожарный.

Так мы живем. Стоим у ворот своего города, как у дверей своего дома.

Мы всегда любили свой город.

Любили, как любят воздух, которым дышат. Любовь эта так естественна, что мы не замечали ее, как не замечаем биения собственного сердца. Но когда сердце ранят, по силе боли узнаешь глубину любви. Как рана, зияет дыра в прекрасном здании Кировского театра. Сколько памятных вечеров провел здесь каждый ленинградец! Сбитая снарядом, висит крыша на здании школы, которую совсем недавно город подарил детям. Кровь алеет на снегу улицы. Этой кровью теперь освящена наша любовь к городу.

Жизнь наша, счастье наше слиты с городом. С каждым камнем его, с каждым заводом его, с каждой улицей. Он плоть наша, мы душа его. В школах его мы учились. На заводах его мы работали. В парках его мы отдыхали. На набережных его мы шептали первые слова любви. Мы становились ленинградцами не только по праву рождения или по месту жительства.

Слава отцов переходила к нам не только по праву наследства. Мы завоевали звание ленинградцев своей работой. Мы множили славу города в труде, в науке, в искусстве, в спорте. Теперь жизнью нашей мы должны отстоять честь города.

Эта холодная ноябрьская ночь, тишина и покой которой ежеминутно могут взорваться с сигналом воздушной тревоги, разрывом снаряда, ночь, полная напряженного труда и воинской настороженности, — канун праздника. Самого большого, самого великого.

Первый раз за двадцать четыре года мы не выйдем, как всегда, на площадь Урицкого, не пронесем свои знамена по ликующим улицам.

Сожмем руки на оружии, товарищи! Поклянемся родной стране нашей — от Мурмана до Днестра, от Западной Двины до Великого океана, и той ее части, которая стонет под игом мучителей, и той, которая напрягает силы для победы: мы обещаем, что не опозорим чести Ленинграда, славы его не запятнаем слабостью.

Будет холодно — перетерпим!

Будет голодно — туже затянем ремни!

Будет трудно — выдержим!

Выдержим — победим!