Вот и река С. Нашли брод, переправились. Противоположный берег был покрыт редкими соснами. Влево синел лес. Туда и повел свой взвод младший лейтенант. Канонада не утихала. Прислонившись к сосне, Мороз встал на спину коня и внимательно осмотрел местность. От леса шли хлеба, а в высоких хлебах, почти незаметные, двигались танки. За ними – тягачи, грузовые машины.

Записав все, что увидел, младший лейтенант послал командиру части донесение, а взводу приказал взять влево, к дороге, которая вела из леса на юго-запад, в глубь вражеского тыла. Присматриваясь к каждой кочке, разведчики в полной тишине прошли около четырех километров, как вдруг совсем близко впереди ухнула пушка и тут же застрочил пулемет.

Ехать дальше не представлялось возможным. Над головами рвалась шрапнель, проносились пули. Провожаемые пулеметными очередями и винтовочными залпами, разведчики повернули назад к реке.

Стрекот пулеметов усилился, и вот уже замелькали серые фигуры немецких пехотинцев. Их не менее полуроты. «Только бы до опушки добраться, – подумал Мороз. – Там будет где развернуться».

Немцы не препятствовали движению взвода к опушке леса. Там ожидал разведчиков другой отряд немецкой пехоты. Но младший лейтенант вовремя заметил грозившую опасность. Наметанным глазом прикинул он расстояние, рассредоточил взвод и, выждав нужный момент, скомандовал:

– Шашки вон!

Взвод вихрем врезался в фашистскую пехоту и расстроил ее ряды, сея вокруг смерть. Вот покатилась одна каска, вторая, третья... Началась лихая рубка. Немцы дрогнули, подались назад. Офицер что-то неистово кричал, размахивая револьвером. Боец Елкин подскочил на разгоряченном коне к офицеру и взмахнул саблей. Но в этот миг командир взвода закричал:

– Не трогать языка, Елкин!

На полном скаку подлетел Мороз к обалдевшему офицеру, пригнувшись, схватил его за ворот и одним рывком взвалил к себе на коня.

Поляна покрылась трупами фашистов. Кавалеристы носились, подобно ветру, окончательно рассеяв врага, не ожидавшего такой ярости от горсточки советских бойцов.

Офицер лежал поперек седла ни жив, ни мертв. С высоко поднятыми руками стояла рядом обезумевшая пятерка немецких солдат. Они никак не могли прийти в себя. Офицер потом признался в штабе:

– Ничего подобного я не видел за два года войны. Дрался с поляками в Варшаве, с французами под Лионом, но никогда не видел такой яростной атаки