Совсем недавно тысячи людей горожане и колхозники – уходили отсюда на восток. Они сами почувствовали: теперь можно итти обратно.

В сумке одного пленного фашиста было найдено донесение. В нем сообщалось: «Город Д. занят частями имперской дивизии». Он был смешон и жалок, этот гитлеровский недоносок, когда его допрашивали в штабе. Красноармейцы сбили с него спесь и самонадеянность, вытащив за штаны из-под крыльца деревенской избы в К., куда он пытался залезть в момент разгрома частей этой самой «имперской дивизии», состоящей из отборных фашистских головорезов. Им так и не довелось увидеть Д. Но, если бы они сунулись туда, мирный с виду город ощетинился бы и встретил немцев далеко впереди западных своих окраин – на полях, лугах, в перелесках – убийственным огнем с оборонительных рубежей, скрытых от вражеских взоров.

Части соединения, завершив подготовку мощной оборонительной системы, не стали, однако, дожидаться, когда враг споткнется о нее и сломит себе шею. Они решили ускорить этот долгожданный момент расплаты с гитлеровскими охранниками. Стрелковый полк, которым командует полковник Некрасов, во взаимодействии с тяжелой артиллерией полковника встретил бандитов, когда они, ничего не подозревая, шли походной колонной к городу, предавая его в пьяном своем бреду огню и погрому.

2. Батареи открыли ураганный огонь

Утром, в 7 час. 45 мин., разведка наблюдала, как головной отряд противника подошел к деревне Б.: 4 танка, 3 мотоцикла и 2 грузовых автомобиля с пехотой. К 9 часам немцы были уже у деревни К.

Наших войск в деревне не было, и все же немцы открыли по ней огонь. Беспорядочная стрельба могла означать лишь одно – противник идет в разведку, прощупывает нас, пытается вызвать ответный огонь. Маневр результатов не дал. Наши батареи молчали, хотя у молодых наводчиков руки чесались от нетерпения и злости.

В 10 часов командир артиллерийского разведывательного отряда лейтенант Жаровщиков сообщил по радио в штаб своей части, что, вытянувшись из лесу, движется по направлению к деревне Б. колонна вражеских автомашин и мотоциклов. Длина колонны – около километра. Обманутые тишиной, молчанием, мнимым безлюдьем, немцы ввалились на участок, за которым следили артиллеристы полковника Бормотина.

В эти минуты сказалась подготовительная работа, проведенная накануне по приказу полковника. Верный своему обычаю, сразу по прибытии на новый участок он распорядился подготовить данные для стрельбы по всем направлениям, откуда мог появиться враг. Местность была разведана. Полковник побывал на батареях и проверил, как намерены действовать командиры во всех случаях, при всех вариантах возможной атаки врага. Это было тем более важно, что артиллерийская часть действовала без поддержки пехоты, ушедшей ночью в другом направлении.

Радиосообщение лейтенанта Жаровщикова подняло всех на ноги. Полковник приказал разгромить немецкую колонну на марше.

Тяжелые батареи открыли ураганный огонь. Он был безукоризненно точным. Наблюдатели видели, как снаряды рвались в гуще немецких машин и уцелевшие автомобили спешили в сторону от дороги. Солдаты выскакивали из грузовиков, ложились ничком, падали в ливне осколков. То, что минуту назад называлось колонной, превратилось в свалку беспорядочно метавшихся, об'ятых ужасом людей.

Одних настигла смерть, других разметало огнем по лесам. Колонна была рассеяна в течение пяти минут. Артиллеристам особенно нравилось то, что огневой налет был произведен с дальней дистанции – 14–15 километров.

Но полковник Бормотин, невозмутимо спокойный человек, знал, что разгром одной колонны еще не решает исхода схватки. Разведчики со всех сторон приносили важные вести. Немцы раскинули свои щупальцы во многих направлениях; их небольшие отряды рыскали и справа, и слева в поисках наиболее слабого места нашей обороны. С часу на час нужно было ожидать решительного удара с их стороны.

Всех бойцов и командиров, все средства разведки, не связанные с непосредственной работой на батареях, полковник организовал по-пехотному. Люди вооружались винтовками, гранатами, пулеметами. Если нет пехоты, пусть артиллерия станет пехотой!

Вражеское кольцо сжималось вокруг наблюдательных пунктов. Вскоре немцы начали яростную артиллерийскую подготовку, которая длилась ровно 15 минут. Пунктуальный полковник отметил это по часам. Стрельба велась главным образом минометами. Вслед за тем к командному и наблюдательным пунктам двинулась фашистская пехота.

Вооруженным по-пехотному артиллеристам приказано было до сигнала огня не открывать. Начальник штаба капитан Березин держал связь с батареями. Немцы приближались. На командном пункте, вонзаясь в землю, выли осколки мин и снарядов. Немцев подпустили на расстояние 200–300 метров и лишь тогда ударили из винтовок и пулеметов. А затем было сделано то рискованное, что по силам лишь очень смелым и хладнокровным людям.

Капитан Березин приказал батареям открыть ураганный огонь по участкам, непосредственно примыкающим к командному пункту.

На батареях переглянулись. Стрелять в том направлении? Небольшая ошибка в расчетах означает стрелять по своим. Но капитан лично дал прицел и дистанцию, и артиллеристы выполнили приказ. Тяжелые орудия заговорили. Толща воздуха всколыхнулась на огромном пространстве. Снаряд за снарядом стали рваться в 100, в 50 метрах от командного пункта, где находился капитан. Кольцо заградительного огня опоясало небольшой участок леса. Там были наши. Каждый неточно посланный снаряд грозил им гибелью. Но попрежнему из этого дымящегося, охваченного огнем кратера по телефонным проводам доносился на батареи голос капитана Березина. Он корректировал огонь тяжелых орудий, и стена разрывов выросла между командным пунктом и немцами. И немцы дрогнули, попятились, отхлынули, побежали.

Они попытались обойти страшное место с флангов и нарвались на огневые позиции.

Замешательство немцев нужно было использовать для восстановления связи с пехотой. Полковник Бормотин поручил сержанту Виноградову пробраться с машинами в селение О., где стояли пехотинцы. Сержант прорвался туда под артиллерийским обстрелом, погрузил бойцов на машины и, укрывая их от огня, по ржаному полю, в стороне от дороги, доставил к деревне К.

3. Пехота идет в наступление

Стрелковый полк Некрасова только-что закончил ночной переход. Полк находился в 8 километрах от К. и в тот момент, когда происходила схватка артиллеристов с мотопехотой «имперской дивизии», закопался в землю. Сообщение о завязавшемся бое заставило людей отложить рытье окопов до более удобного времени. В К. был послан батальон старшего лейтенанта Люманова. Роты наступали, охватывая с флангов засевших в деревне фашистов. Высокая, в рост человека, рожь, густые кустарники, глубокие овражки позволили нашей пехоте подойти к деревне скрытно и напасть на немцев внезапно.

С первой ротой шел полковник Некрасов. Во ржи они повстречали колхозницу.

– Родные! – вскрикнула она, увидев бойцов, сжимавших в руках винтовки. – Поостерегитесь, родные, их там видимо-невидимо.

– Больше, чем нас? – спросил Некрасов. – Больше.

– Тем лучше, мать! – ответил полковник. – Значит, фашистов намного убавится. Вечером придем к тебе чай пить.

На подступах к селу, в седловине между холмами забегали одиночные группы немцев, тащивших на себе станковые пулеметы. Они не успели даже установить их у копен сена. Батальонная пушка накрыла их с первого выстрела. Второй, третий и четвертый снаряды были посланы уже вдогонку немцам. Полк краснознаменной дивизии недаром занял первенство на последних поверочных стрельбах.

В это же время по противоположной стороне деревни фашистская пехота шла в «обход» артиллеристам. Подоспевшая рота 1-го батальона без выстрела дала ей выйти из оврага, подпустила на 200 метров и встретила шквалом пулеметного и ружейного огня.

«Имперские» бегуны откатились в деревню, ища укрытия за огородами, в садах, на чердаках хат. Беспорядочная их стрельба из автоматов производила много шума, но причиняла малый урон нашим подразделениям. Рота лейтенанта Кузнецова поднялась и бросилась в атаку за 400 метров от врага, показавшего тыл.

Это был стремительный рывок. Младший сержант Ющенко, невзирая на огонь, который вели фашисты из окоп и из-за хат, выскочил на сельскую площадь. Пулеметчик Михаил Седых подбежал к окну хаты. Наметанный глаз его сразу обнаружил действующую огневую точку противника. Седых утвердил свой пулемет на подоконнике и дал короткую очередь но вражескому пулемету. Суетившаяся возле него фигура взмахнула руками и упала. Другие пулеметные гнезда фашистов были разворошены пулеметчиком Микрюковым.

Младший сержант Кузнецов перебил огнем своего ручного пулемета немецких стрелков-автоматчиков.

Санитарный инструктор 1-й роты Инешин уже вынес из боя 12 раненых. Его беспокоило, что полковник Некрасов ходит в сутолоке боя, как на учебных стрельбах, во весь рост. Зная требовательность полковника к вопросам дисциплины, Инешин крикнул ему:

– Ложитесь, товарищ полковник, так же нельзя, не по уставу!

– Уйди, – отмахнулся Некрасов. – Не мешай.

Противник, теснимый с трех сторон пехотой, откатился на юго-запад. Где-то за околицей рвались снаряды наших батарей, напутствуя пыливших по проселку «подорожников», как метко прозвали наши бойцы этих рыцарей свастики. Их было в селе К. четыре роты по 160 солдат, с 18 унтер-офицерами и пятью офицерами в каждой. Они прибыли сюда на 80 транспортных машинах, с сотней мотоциклистов-автоматчиков и несколькими бронеавтомобилями. Их вышибли из села три неполных наших роты. Наш батальон потерял убитыми 7 человек. Немцы оставили па поле боя и увезли с собой на машинах свыше 200 убитых.

В К. немцы не совали больше своего носа и откатились на несколько километров, к селу П.

4. «Такие, как все»

Сотни бойцов и командиров – стрелков и артиллеристов участвовали в этом бою. Их хвалят, они усмехаются: «Да что ж тут особенного? Мы, как все!»

Сергей Тихомиров, шофер артиллерийской машины, недавно бывший водителем такси в Ленинграде, рассказывает:

– Приказали мне везти на разведку старшего лейтенанта Винокурова с политруком Титовым и шестью бойцами. Отправились мы в район, где раньше замечены были мотоциклисты. Остановились у взорванного моста. Машину мне приказали поставить в кусты, и я вдвинул ее задним ходом в заросли, как в шалаш. Поднялись мы на высотку. Откровенно говоря, думали, что немцев тут нет, шли свободно. Как вдруг увидели семерых немецких разведчиков. Идут во ржи и тоже, небось, полагают, что красные далеко. Политрук Тятов бросился немцам наперерез.

Началась схватка. Откуда-то со стороны сильно резанули по нашим из пулемета. Лейтенант говорит:

– Их тут целая орава. Идите к машине, ждите нас.

Делать нечего, иду к машине. Прогреваю мотор, жду. Трещат пулеметы. Я говорю оставленному в засаде младшему сержанту Смоле:

– Давайте в укрытие ложиться, вместе будем.

По Смоля с двумя бойцами уходит вперед.

Решаю, что надо получше замаскироваться. Выбираю местечко, откуда видны мне и мостик, и брод, где немцы шлепают через речку. Что же мне даром околачиваться? Собираюсь стрелять из укрытия. А тут наша артиллерия стала сажать как-раз по этому месту. Снаряды тяжелые, осколочные. И ведь на-руку мне! Начни я стрелять в одиночку, меня бы живо сцапали, а тут появилась возможность бить одновременно с нашими разрывами. И начал я как бы взаимодействовать с артиллерией. Как грохнет разрыв, тут и я шарахаю из винтовки. Выстрелов моих не слышно, но вижу: то один немец шлепается в воду, то другой.

От огневого налета нашей артиллерии немцы попятились за реку. Стихло все. Сижу, поджидаю.

Сижу в своем местечке, жду, в кого еще стрелять. За мостом – разговор. Трое, а что говорят, – не слышу. На мосту немец показывается. Снял его. А из-за моста те трое выходят. И, понимаете, радость какая – наши. Трое наших бойцов. Меня не видят, удивляются, кто это фашиста с моста снял.

Тут я вылезаю. Они вз'ерошились:

– Ты кто такой? Как сюда попал?

Я об'яснил.

– Так это ты, выходит, в него саданул? А что ты тут делаешь?

Я поясняю, что машину желаю выручить, по назначению доставить, а заодно захватить мотоциклет младшего сержанта Смоли.

– Как же ты прорвешься: Там немцы цепью отходят.

– Прорвусь, – говорю. Ну, и прорвался к нашей наступающей пехоте.

5. По следам врага

Полк ждал, что немцы вскоре предпримут контратаку. Ожидание, это не оправдалось. Тогда в наступление были посланы 3-й батальон капитана Козина и 1-я рота 1-го батальона полка. Десять километров они прошли ускоренным шагом. Немцы поспешно уходили отовсюду, не принимая боя. Те из них, которые отдали верхнее обмундирование в стирку, так и не дождались, когда оно высохнет: удирали в нижнем белье. Зато профессиональные эти бандиты увезли на машинах из деревни Т. несколько девочек в возрасте 12–16 лет и разрушили колхозную пасеку в селе Б.

– Меду им захотелось, а пчелы-то пьяных не любят, летают и жалят их, – рассказывала колхозница, – Банда, как есть банда! Которые жители собираются бежать, – они хвать за руку: «Ложись, – кричат, – нам капут – и вам капут!» Ну, и мы в долгу не остались. Примчались они в В., спрашивают: «Откуда советские пушки стреляют?» Мы им показываем вон на ту болотину. Они и давай туда палить, и давай!..

– Ой, милые, как фашисты издевались над нами! – причитали женщины, выбегая из своих укрытий навстречу бойцам. И ненависть была в их глазах.

Они обступали своих освободителей и, касаясь бойцов трясущимися пальцами, говорили:

– Мы привели в негодность колодцы, не пейте оттуда!

Их поседевшие волосы, их ввалившиеся глаза призывали:

Мщение! Мщение!

...Бойцы шли на запад.