– Ничего, скоро вернется. Он у нас из любой атаки выходит целехоньким, – сказал Радионов. Он проследил за ним, пока самолет прошел первый ярус облаков и скрылся в разорванных клочьях перистых туч.

Но на этот раз Радионов так в не дождался лейтенанта. До поздней ночи он не смыкал глаз. Напрасно он искал в небе знакомый профиль сорокинской машины.

* * *

Послушная машина стремительно неслась над заснеженными сопками. Северный ветер сдул молодой снежок с хребтов и острых гребней. Горы с огромными пропастями и похвалами казались полосатыми. Вдали чернело море.

Неожиданно на фоне большого свинцового облака Сорокин приметил контуры трех самолетов. Чьи? Краснозвездный ястребок резко пошел на сближение. Сорокин, пригнувшись вперед, изучал соседей. Желтый комуфляж, свастика. Ястребок взметнулся ввысь и через несколько минут стремительно скатился на ведущий самолет вражеского звена.

Атака обещала быть удачной. Сорокин сразу схватил в рамку фашиста и дал в правую плоскость длинную, затяжную очередь. Фашист закоптил и стал терять высоту. Остальные два самолета, потеряв лидера, начали рыскать. Сорокин решил атаковать того, кто шел слева. Он был на виду.

– Нет, уйдет, – мелькнуло в сознании Сорокина. И в какую-то сотую долю секунды созрело решение – таранить. Он перевел сектор газа до отказа. Ястребок с ревом несся наперерез врагу. Теперь уже ничто не могло отвратить удар. Винт рубанул по хвосту германского бомбардировщика. Руль глубины разлетелся в щепы. Левое крыло ястребка прошлось по рулю поворота. Сорокин почувствовал резкий толчок. Машина задрожала, но приборы были целы. Сознание работало с предельной ясностью. Сорокин видел, как германский бомбардировщик стремительно падал вниз. Но и его ястребок стал самовольно забирать влево. Он взглянул на плоскости: левое крыло было повреждено. Дальше лететь нельзя.

Минута, две. Самолет терял высоту. Внизу вершины сопок, и крутые гранитные скалы. Сорокин сдвинул на лоб очки. Он хотел посадить машину целой.

Скользя уже почти по вершинам сопок. Сорокин увидел внизу небольшое озерко, покрытое льдом и снегом. Самолет плюхнулся в снег, пробороздил глубокую рытвину и застыл.

Сорокин с облегчением вздохнул, отбросил колпак, закрывающий кабину, и осмотрелся. Но что это? Позади стреляли. Он сбросил с себя парашют и приподнялся. То, что он увидел, поразило его до крайности. На другом краю озерка стоял подбитый им фашистский бомбардировщик.

К его самолету, взметая снег, бежали два немца с собакой. Бежавший впереди стрелял. Сорокин вытащил пистолет, перезарядил его. Немец был уже в двадцати шагах. Сорокин, не вылезая из кабины, выстрелил раз, второй, третий. Немец опустил руку с пистолетом, зашатался и упал. В то же мгновение Сорокин почувствовал, как на плоскость самолета вскочила собака. Сорокин инстинктивно захлопнул колпак кабины. Перед глазами мелькнула темно-коричневая вздыбленная шерсть. На одно мгновение Сорокин увидел сквозь стекло большую квадратную морду дога с оскаленными клыками. Собака яростно царапнула крышку колпака и, не удержавшись на гладкой поверхности машины, полетела вниз. Сорокин отбросил колпак и перегнулся за борт. Дог готовился к новому прыжку. Сорокин выстрелил и увидел, как дог забился на снегу.

Лейтенант выскочил на лед. Второй немецкий летчик был уже в десяти шагах от самолета. Сорокин слышал его тяжелое дыхание.

– Не уйдешь, русский, не уйдешь! – кричал этот человек на русском языке.

Сорокин бросился навстречу врагу. Все остальное он помнит смутно. Они валялись в снегу, стараясь подмять друг друга. Немецкий летчик был грузный, здоровый мужчина. Сорокин не успел снять кожаный реглан, и теперь пальто мешало движениям. Немец прижал его ко льду, схватил за горло и душил. Сорокин напрягал последние силы. Рывок, и он сбросил с себя врага. Оба лежали в снегу, обессиленные. Потом снова вскочили. Сорокин потянулся рукой к пистолету, но фашист предупредил его. Он обхватил Сорокина левой рукой, а правой трижды полоснул ножом по липу. Сорокин почувствовал, как что-то теплое потекло за воротник, и, согнув колени, он с силой ударил немца между ног. Враг упал. Сорокин отвернул полу реглана и достал пистолет.

Немец с оловянными глазами на выкате лежал у его ног.

Сорокин подошел к самолету, взял авиакомпас, карту, бортпаек. ракетницу. Надо было возвращаться домой, к своим. Но где они, как далеко отсюда, куда итти, – этого Сорокин не знал. Он решил пробиться к берегу моря.

Только теперь, взбираясь на крутые сопки, проваливаясь по колено в снег, он почувствовал боль. Он потрогал щеку рукой. Щека вспухла, рана от переносицы до подбородка покрылась запекшейся коркой. Надвигалась ночь. Всполохи северного сияния освещали гряды диких, безмолвных гор. Кругом расстилалась тундра. Ни малейшего признака близкого моря.

Сорокин шел. Следующий день в ночь не принесли ничего нового. Он еще ничего не ел. Он попробовал откусить кусочек шоколада, но было больно, и он выплюнул его на снег. Верхние зубы плохо держались в разбитых деснах. Вечером он выбросил из бортпайка две банки консервов и шоколад. Стало легче итти.

Ночью разразилась снежная вьюга. Сорокин обессилел. Лицо полыхало жаром Все чаще ему казалось, что он идет по дну шумной, порожистой реки. На четвертый лень он явственно уловил знакомый шум мотора. Потом он слышал этот звук часто, но уже не обращал на него внимания. Где-то в глубине сознания лениво шевельнулась мысль, что он во власти звукового миража.

Он выбросил ракетницу, очки, ремень, оставшуюся плитку шоколада, даже карандаш.

Короткий полярный день был уже на исходе, когда Сорокин увидел мелькнувшую серую тень. Он невольно остановился. Рядом с ним было живое существо. Это его страшно обрадовало. В ста шагах сторонкой шел большой полярный волк. Он бежал, не нарушая дистанции. Так мирно брели человек и волк несколько часов кряду. Ночью у Сорокина поднялась температура. Теперь ему казалось, что присутствие волка сковывает его движения и он недостаточно быстро идет. Он нашел низкорослую березку и, опершись на ее тонкий ствол, с трудом поднял пистолет, выстрелил. Зверь бросился в сторону и ушел в горы.

Что было дальше, Сорокин помнит слабо. Он шел, пил воду из горных ключей, видел, точно во сне, улыбающихся и зовущих к себе жену, сына, боевых товарищей, знакомый аэродром, улицы Москвы.

На пятые сутки вечером он увидел широкую темную полосу воды.

– Море!

Из избушки на берегу вышел человек. Сорокин, все еще не выпуская из рук неимоверно отяжелевшего пистолета, вплотную подошел к нему и сквозь застилавший глаза туман увидел бескозырку и два знакомых слова на ней: «Северный флот». И Сорокин упал на руки краснофлотцу.