Наши артиллеристы не теряли времени. Определив направление, откуда могут появиться фашистские танки, командир располагал батареи так, чтобы снаряды ложились на каждый метр пространства по фронту и по флангам. В любую минуту каждый человек, каждое орудие на этом участке отвоеванной у немцев земли были готовы вступить в смертельный, беспощадный бой.
Минула тревожная, пахнущая гарью ночь. На рассвете фашисты пошли в контратаку. Танки двигались тремя линиями. В первой линии было 45 машин, двигавшихся на дистанции в 40–60 метров друг от друга. Вторая линия танков, отстоявшая от первой на 200 метров, была эшелонирована в глубину. А еще через такой же интервал на позиции артиллеристов шла третья линия, и танки здесь тащили за собой тележки с автоматчиками.
Наши командиры, не отрываясь от биноклей, следили за противником, готовые отдать короткий приказ: «Огонь!» Немецкие танки вышли на исходную позицию и остановились. Почти в то же мгновение корректировщик противника пустил зеленую ракету. С переднего танка ответили: вверх взлетела красная ракета. Танки двинулись на прорыв.
Первая линия их открыла огонь из всех башен. Немцы стреляли без прицела, и залпы их не причиняли вреда артиллеристам, закопавшимся в землю. В это время вторая линия танков заняла месте первой, а третья передвинулась на место второй. Автоматчики соскочили со своих тележек и, пригибаясь, побежали вперед между танками.
Машины с ревом приближались. До наших рубежей оставалось всего полкилометра, когда разом со всех батарей; всеми орудиями ударили по вырвавшимся вперед танкам советские артиллеристы, Дрогнула земля от этого страшного залпа. За ним последовали второй, третий. Артиллеристы били прямой наводкой. Несколько вражеских танков горело, и столбы черного дыма подымались к облакам.
Немцы начали отвечать бронебойными и термитными снарядами. Несколько таких снарядов разорвалось в расположении одной батареи. На людях вспыхнула одежда. Языки пламени лизали стволы пушек, и люди бросались сначала к орудиям, чтобы землей затушить огонь, а потом срывали, гасили одежду на себе и снова стреляли прямой наводкой, зажигая, опрокидывая все новые танки.
Немецкие танки замялись. Они уже не продвигались вперед, а вели огонь с места, надеясь засыпать снарядами весь этот неподатливый кусок советской земли. И никто не заметил, как спустились сумерки, как прошла ночь. Да и была ли она? На склонах перед батареями бушевало, кипело огненное море, – горели зажженные машины врага, и было светло, как днем.
К утру немцы получили в подкрепление еще несколько десятков танков. Снова двинувшиеся было в атаку фашисты споткнулись у той же грани. Весь день гремел бой. Немцы то отходили, то возвращались, по-иному перестроив свои боевые порядки, надеясь на фланговый удар, на обход с тыла. Но позиции артиллеристов, вступивших в борьбу с танками, были неуязвимы и неприступны.
В дело ввязались расчеты противотанковых ружей. Трижды раненый младший сержант Куленец зажег из ружья четыре немецких танка. Н не могли товарищи заставить Куленца покинуть поле бол. «Пустяки, ведь перевязался же я. Не пойду! Здесь каждый человек на счету», – отмахивался Куленец. Два танка подбил бронебойщик красноармеец Глебчатый, три танка – сержант Шевченко. Смельчаки выползали впереди своих батарей, подбирались к фашистам и бросали в машины гранаты, бутылки с горючим. С первой линии жестокого боя не уходил комиссар, и горячее слово его окрыляло бойцов.
Докрасна накалялись стволы орудий, и, казалось, за глоток воды можно отдать полжизни.
К исходу третьего дня противник потеряв сожженными 63 и подбитыми около сотни танков, попятился и ушел за свои исходные рубежи. Маневр, задуманный немцами, не удался. Бронированная махина разбилась о волю, мужество и боевое мастерство артиллеристов. Наше наступление продолжается.