В эти часы в занятом немецком городе начинает работать наша военная комендатура. Ее легко найти. На каждом квартале аккуратная стрелка «Военный комендант» укажет вам путь к дому, где автоматчик с красной повязкой на рукаве, проверяв документы, пропустит вас в приемную коменданта. Функции офицера коменданта, отложившего понятие об отдыхе и сне до конца войны, необычайно многообразны и сложны. Он отвечает за образцовый порядок и поддержание строгой дисциплины на территории города. Борьба с диверсиями, быстрая ликвидация гитлеровского подполья. Взятие на учет и охрана всего трофейного имущества, складов, промышленных предприятий. Учет и организация всего оставшегося в городе немецкого населения. Регистрация, обслуживание и отправка на родину освобожденных советских граждан.

Аппарат военного коменданта подбирается из культурных, грамотных, решительных офицеров, способных быстро и оперативно работать, решать сложные вопросы.

Майор Герасимов — помощник военного коменданта большого немецкого города — окончил Московский энергетический институт. Когда началась война, он был начальником строительства мощной электростанции на 12 тысяч киловатт в Якутии. Половину войны провел в артиллерии. Он прошел тяжелый боевой путь по разоренным городам и селам Украины, Белоруссии. С горечью и болью смотрел молодой инженер-энергетик на развалины прекрасных сооружений, в которые столько вдохновенного, творческого труда вложило его поколение созидателен. Сейчас каждую шестерню, каждый станок в занятых нами городах он регистрирует, охраняет, по-хозяйски прикидывая в уме, какую долго чудовищного ущерба, понесенного нашей страной, может этот агрегат восполнить.

Перед ним на столе карта города.

— Посмотрите, — говорит он, увлекаясь, — первая в Померании мельница, которая перерабатывает ежедневно огромное количество зерна. Военный завод целенький, на полном ходу, со складом готовой продукции... Склады вооружения и химического имущества раскинулись на целый километр.

Мы поднялись на третий этаж, откуда хорошо видна раскинувшаяся на несколько квадратных километров территория завода-гиганта. Во многих местах огромные воронки — работа нашей авиации, которая недавно нанесла удар по промышленным объектам этого города. В крышах многих цехов зияющие отверстия — прямые попадания тяжелых бомб.

В цехах — тишина. Несколько сотен сложнейших станков стоят рядами. Стальные резцы остановились, словно на обеденный перерыв, вонзившись в детали, и ветер, гуляя по цеху, колышет серебряную спираль стружки, торчащей из-под резца. Надписи: «Здесь получают задание поляки и русские военнопленные». На дверях плакат: «Уборная только для восточных работниц». Готовая к выпуску продукция — несколько десятков паровозов — стоит в огромном цехе.

Не повезут эти паровозы эсэсовцев на Восточный фронт. Не станут больше тысячи рабов за эти станки. Восточный фронт шагнул сюда, и вот в глубоких немецких тылах, в опустевших цехах германского военного завода гулким эхом звучат шаги майора из советской военной комендатуры, молодого советского инженера. Он деловито заносит что-то в свою записную книжку.

— Смотрите, смотрите, — кричит он издалека, — нет, вы подойдите поближе! Вот ведь разбойники...

На большом строгальном станке я читаю заводскую марку: «Станкостроительный завод имели Орджоникидзе». Краденный станок! Какой путь он проделал, чтобы здесь, вдали от Советской страны, в Померании ожидать возвращения на родной завод! Он уже занесен в книжку майора, его охраняет автоматчик, стоящий у ворот. Вчера я видел, как на машины грузили бойцы библиотеку Белорусской Академии наук, обнаруженную в родовом имении немецкого графа в Кремцове.

Все украденное немцами вернем — и станки, и картины, и книги, и музейную мебель, и статуи Петродворца (Петергофа), и гобелены Ливадии, и оборудование научных институтов, и самое дорогое — людей наших. Уже бегут на родину веселые эшелоны с освобожденными девушками Украины, Белоруссия и Кубани. Звенит из вагона песня, не разучились петь примолкшие в неволе голоса наших девчат.

Мы заходим в большой трехэтажный особняк. На его фасаде, увитом красными флагами, плакат: «Пункт сбора советских граждан для отправки в СССР. Добро пожаловать!» До тысячи человек в день проходят через этот пункт. Сюда стекаются девушки и парни, идущие проселками из отдаленных хуторов, где батрачили, из лагерей и помещичьих усадеб. Здесь, в немецком городе, в стенах этого особняка они уже чувствуют себя почти на родине. В комнатах — песни, смех. Советская комендатура сделала все, чтобы отдых на пути к родному дому был полноценным и культурным. В залах для ночлега чистота и порядок. Оборудованы столовая, баня, медицинский кабинет. В комнате с надписью «Клуб» молодежь читает свежие московские газеты, журналы. Вечером здесь просматриваются кинофильмы.

В городе было тридцать пять тысяч жителей. Осталось около тысячи человек. Трудоспособных комендатура использует на работах по очистке города. Немецкие бюргеры и фрау приводят улицы в по рядок.

Гитлеровцы, отступая, приказали поджигать дома. В течение нескольких дней возникали в городе пожары. Были у силены комендантские патрули, они-то и поймали на месте преступления нескольких поджигателей. После принятия решительных мер пожары прекратились.

Часто по городу проводят колонны пленных немцев. Я видел немцев и под Москвой, и среди руин Сталинграда. Теперь они маршируют в качестве военнопленных по улицам немецких городов.

В небольшом сквере артиллеристы хоронили своего боевого товарища, павшего в жестоком бою. Торжественные звуки траурного марша вплетались в непрекращающийся гул танковых, автомобильных моторов. Над готическими шпилями пронеслась стая истребителей, словно посылая ревом своих моторов последний боевой салют герою, павшему на немецкой земле за свободу и независимость нашей родины. Медленно отошел от могилы к кирпичной стене пожилой автоматчик, словно не желая слышать, как ударяют комья земли о крышку гроба любимого, еще живого в его сердце товарища. Несколько раз смахнул он набегавшие на глаза слезы.

Кто бывал на войне, тот знает: уж если заплакал виды видавший русский солдат, то отольются кому-то реками черной крови его благородные, мужественные слезы. Ибо не отчаяние орошает этими слезами загрубевшую от ветров и морозов щеку солдата, а горькая, выношенная в огнях сражений ненависть, от которой нигде не скрыться бегущему от сурового возмездия врагу.