Линия немецкой обороны начиналась на восточном берегу: Одера. Она пролегала по кварталам заречья. Улицы здесь перерыты окопами, загорожены баррикадами, построенными из бревен, земли, цемента и достигающими порою высоты третьего этажа. Все подходы к домам опутаны колючей проволокой на низких кольях и густо заминированы.
Старая часть города. Немецкие пушки на маленьких площадях с фонтанчиками и булыжной мостовой. Отсюда вражеская артиллерия била по нашим позициям. В некоторых домах пожары. Слышна частая дробь взрывающихся патронов.
Мы в центре Франкфурта. Горит большой дом на площади Вильгельма, недалеко от памятника Фридриху II, горят дома и в других районах города. Некоторые пожары возникли в результате артиллерийского обстрела. Другие — дело рук специально оставленных немцами поджигателей. Комендантская служба, которая уже организована в городе, вылавливает этих поджигателей и ведет борьбу с пожарами. Сапёрный офицер, руководящий разминированием района, показывает нам интересный документ, найденный в одном из домов, приспособленных немцами к обороне. Это рукописное анонимное обращение, написанное торопливой рукой на листке оберточной бумаги. Приводим его текст:
«Солдаты, на чёрта нам проливать кровь и торчать в этом доме, когда всё идет прахом. Ведь русские уже подошли к Берлину, американцы на Эльбе. Нас загнали в бутылку, и мы сдохнем тут, если у нас не хватит мозгов, чтобы сдаться. Наш взвод решил поступить именно так. Если вы не сумасшедшие, — следуйте за нами. Обер-ефрейтор».
Мы не знаем, сколько немецких солдат прочло это выразительное обращение но, видимо, мысли многих из них вполне совпадают с мнением этого обер-ефрейтора. По улицам Франкфурта то и дело проводят большие и малые группы пленных немцев.
Когда едешь из Франкфурта в Берлин, всюду видны следы тяжелого и упорного сражения. Эти немецкие орудия, укрытые в бетонных сооружениях и за каменными стенами острокрыших домов, эти извилистые и глубокие траншеи, сотни окопчиков для метателей противотанковых реактивных снарядов, эти зенитные пушки пригородных аэродромов, выполнявшие назначение противотанковых средств, — говорят о многом. Здесь, на дальних подступах к германской столице, на берегу Одера и далее на запад — на холмах, нолях и в лесах Бранденбурга происходили ожесточенные бои. Каждый клочок земли обработан нашими пушками и самолетами, разрыт гусеницами танков, с боем пройден пехотой.
Всюду — в почерневших от порохового дыма лесах, на. улицах бесчисленных маленьких городков и сёл, на асфальтированных дорогах, в дачных виллах и на аэродромах берлинской зоны противовоздушной обороны — немцы сопротивлялись отчаянно, упорно. Главный комиссар обороны Берлина Геббельс по два раза в день обращался по радио к своим войскам с приказом не отступать. Гитлер в специальных обращениях заклинал их о том же. На стенах домов видны надписи: «Солдат, шаг назад — твоя смерть». Лозунг подкреплялся делом: отступающим стреляли в спину эсэсовские заслоны. Всё то, что могла создать немецкая инженерная техника, пустить в ход немецкая пропаганда, предусмотреть немецкие генералы, — было создано, пущено в ход, предусмотрено.
И всё же несколько поясов мощной берлинской обороны было преодолено нашими войсками. Начав свой удар на Одере, они прорвали вражеские укрепленные полосы и ворвались в Берлин.
Когда темнеет, над Берлином видны неясные отблески зарева. При тусклом лунном свете уходит вправо и влево широкая автомагистраль, окаймляющая «гросс Берлин». Еще несколько километров, — и начинаются дома, сначала разрозненные, потом выстроившиеся вдоль асфальтированных улиц. Это асфальт Берлина. В темноте едва видна дверь небольшого домика. Здесь помещается штаб одной из наших частей. Офицер-артиллерист везет нас на свой наблюдательный пункт. Мы идем по лестнице мимо квартирных дверей с металлическими дощечками и почтовыми ящиками, взбираемся на чердак. При свете луны очертания города неясны, но в огромной черной глубине проскальзывают силуэты башен и шпилей. По небу шарят лучи прожекторов. Гул выстрелов и разрывов. Вот этот гул усиливается, в небе вспыхивают сотни красных звезд, тянутся голубые нити — немцы открыли огонь из зенитных орудий и пулеметов. Летят наши бомбардировщики. Загорается яркий свет: над Берлином повисли осветительные бомбы. Теперь среди гигантских теней видны крыши, крыши, сплошное, уходящее в тьму море крыш. Глухие удары бомбовых разрывов. Потом всё успокаивается. Через некоторое время на нашей стороне начинают говорить зенитки, повисают разноцветные гирлянды ракет. Это прилетели немцы. И так — всю ночь.
Около полуночи в штаб части приводят четырех немок. Они в длинных синих лыжных штанах, завязанных у щиколоток, в обычных здесь капюшонах на головах, за спиной у каждой рюкзак. Это берлинки. По их словам, жизнь в Берлине под огнем, и бомбежкой совершенно невыносима. Они решили перейти в русским, чтобы вырваться из этого ада.
— Много таких переходит к нам, — говорит командир части, — но, конечно, не каждому перебежчику можно верить.
Он рассказывает несколько случаев, когда кое-кто из жителей занятых нами районов Берлина был изобличен в шпионаже. Вот один из таких случаев. Командиру артиллерийской батареи необходимо было для наблюдения подняться на башню кирки. Войдя в церковный двор, он увидел пастора, который с готовностью вызвался проводить русских. Артиллеристы поднялись наверх. Спустя несколько минут командир батареи заметил, что пастор исчез, но не придал. этому значения. Быстро закончив наблюдение, он сошел вниз, а через некоторое время башня кирки была разбита немецким снарядом. Впоследствии «пастор» был задержан и оказался переодетым банковским служащим, членом нацистской партии. У него нашли радиопередатчик для подачи сигналов и закодированную карту северо-восточных районов Берлина.
Всю ночь идет бой. В штабе части, разместившемся в обычной немецкой квартире с диванами, перинами в полосатых наволочках, с картонными абажурами и салфетками с нравоучительными изречениями, зуммерят телефоны, появляются и уходят связные. Всю ночь над картой Берлина склоняются офицеры, проводя красные и синие линии вдоль и поперек, этих улиц, площадей и переулков. Бой идет за полотно окружной железной дороги, бой идет и справа, и слева. Высший штаб информирует командира части о том, что сто соседи имеют успех. В донесениях и приказаниях пестрят названия берлинских улиц и районов. Сапёры готовятся к наводке мостов через Шпрее, по темным улицам медленно идет колонна машин с понтонами. По площади, мимо памятника какому-то прусскому генералу проезжают тракторы с орудиями. Это тяжелая артиллерия меняет огневые позиции.
Стальное кольцо сжалось вокруг Берлина. Сюда пришли советские люди, которые в самые тяжелые дни войны, под Москвой и Сталинградом, говорили: мы придем в Берлин; люди, которые перенесли все невзгоды, чтобы проникнуть сюда, в сердцу зверя. Пришло то, о чем мечталось.. Настали исторические часы. Красная Армия туг, на берегах Шпрее, в Берлине.