Проехать в него не так просто. Мы пытались сделать это со стороны южного предместья Поммеренсдорф, но дорогу преградил глубокий противотанковый ров, через который проложена только пешеходная дорожка. Поехали налево вдоль рва — километр, два, три, четыре — нигде ни в одном месте невозможно въехать в Штеттин. Целый час был потрачен на то, чтобы найти небольшой проход, да и тот пришлось расчищать своими силами. Ров был перегорожен массивным деревянным блокгаузом.

Немцы рассчитывали долго держаться в Штеттине. Об этом говорят и ров и глубокие в полтора человеческих роста траншеи, которыми перекопаны подступы к городу со всех сторон, и каменные ДОТ’ы, кирпичные сооружения с бойницами для зенитных пушек, снятых с военных кораблей. Об этом же говорят целые склады боеприпасов, брошенные в приштеттинских лесах и прямо на дороге, орудия, винтовки и множество немецких трупов.

Наконец, мы в городе. Проезжаем в Вестенд. оттуда к центру, на Кронпринцштрассе, на Фридрихкарлштрассе к площади Гогенцоллерна.

На Грюнхофе нам показали трёх повешенных: двух солдат и ефрейтора. Дощечка на груди гласит: «Я — трус и предал фюрера». Пленные, взятые после занятия нашими войсками города, сообщили, что в последнее время против «маловеров» применялись драконовские меры: расстрелы и повешения происходили чуть ли не каждый день.

Вот он, Штеттин, огромный город-крепость на Одере. Всюду видны следы войны. Почти на каждом шагу, и особенно в центре, хаос и нагромождение кирпичей и железа. Некоторые дома ещё пылают и рушатся.

С трудом пробираемся по узким уличкам и кривым переулкам, которые как-то странно выглядят в центре этого большого европейского города.

Старый город, расположенный на правом берегу рукава Вест-Одера совершенно отличен от новых построек остальной части Штеттина, имеющего современную планировку, прямые и широкие улицы.

На Кенигсплаце и у ботанического сада расположились наши обозы, дымят кухни. Из подвалов вылезают немцы и немки. Бойцы с помощью нашедшихся тут же переводчиков — русских людей, освобожденных из рабства, — узнают, что несколько десятков тысяч штеттинцев покинули город месяц, два назад, когда советские войска подошли к низовьям Одера и заняли Альтдамм «Куда они бежали, зачем? — говорит пожилой немец, служащий судоверфи, — все равно ведь в Германии давно уже нет ни одного спокойного места, нет ни запада, ни востока».

С каждым часом на улицах появляется все больше и больше жителей. Они поражены грандиозностью советского наступления и массой войск, которые идут и идут без перерыва через город.

Штеттин был крупнейшим в Германии невольничьим рынком. Мы встретили в городе сотни наших русских людей — из Курской области, с Орловщины, из Смоленщины, с Дона. «Домой, скорее домой», — просят они своих освободителей. Одну большую группу вчерашних невольников мы повстречали неподалеку от учебного плаца в пехотных казармах. Здесь нам довелось услышать немало рассказов о кошмарах гитлеровской неволи. Мария Безручко из Орле. Василий Пономарев из Краматорска. Николай Харитонов — минчанин. Все они в течение почти трех долгих лет ждали свободы. Они верили в свое освобождение, верили в то, что родина выручит их из тяжкой неволи.

Штеттинская гавань и верфи, строившие миноносцы, подводные лодки и быстроходные катеры, сейчас мертвы. У верфей стоят наши посты.

Через город идут войска. На автомобилях написано: «Скоро победа».