В черные дни ленинградской блокады у Нарвских ворот люди думали о Бранденбургских воротах Берлина. В великой битве под Сталинградом, на берегу Волги, бойцы знали, что придут на берега Шпрее. Мы знали: придет день — мы будем там!

И вот пришла эта долгожданная весть. Пришла в сиянии восторженных глаз, в сверкании ракет, в громе овации и салютующих пушек. Красная Армия в Берлине!

Кто не знает Можайского шоссе, стремительная прямизна которого выносит тебя на простор Подмосковья через западную заставу столицы! Нигде, пожалуй, так близко и непосредственно не ощущалась у Москвы война во всех ее фазах, стадиях, приближениях и отдалениях. С первых же дней войны фронтовой порядок подчинил себе все движение на шоссе. Туда, на фронт, на запад, к Минску, к оскорбленным границам беспрерывно уходили колонны автомашин, танков, бензозаправщиков. Шагала пехота, двигалась на рысях кавалерия...

Потом наступили дни, когда казалось, что горизонт вокруг Москвы стал уже и стягивается петлей на горле у нас. Просторная автострада, широкое шоссе, еще вчера ведшее далеко на запад, превратилось теперь как бы в тупик со слепым, дымным, огненным окончанием, которое все приближалось. Уже нельзя было проехать по этому шоссе до Можайска. Уже рвались берлинские молодчики к московским дачам, и злая, рычащая беда с панцирным лязгом надвигалась по шоссе на Москву.

Но огнестойкая воля народа, сплоченность его и мужество повернули движение на Можайской дороге обратно на запад. Повеселели лица у регулировщиков, козыряющих машинам, проносящимся из Москвы вслед за отступавшим врагом. И опять стало легче дышать на Можайском шоссе, и расширились подмосковные горизонты, и шоссе уже не томило более своей слепотой. Оно вело далеко вперед, в земли, освобождаемые от злобных пришельцев.

Был день, когда мы, выйдя из Дорогомилова и взглянув на Можайское шоссе, уже знали, что эта магистраль может сегодня беспрепятственно довести нас до освобожденного Минска.

Прошли еще дни боев — от московских застав машины стали уходить прямым ходом на границу, потом в Польшу, потом к дрогнувшим рубежам самой Германии, а сегодня наши регулировщики стоят от московской заставы до Курфюрстенплатц в Берлине.

Красная Армия взошла на одну из самых великих вершин военной славы. Для немцев этот день — дно пропасти, в которую уже давно катилась гитлеровская Германия, предел падения, последняя ступень позорного снисхождения в бесславие.

Они мечтали и уже видели себя в своем распаленном воображении шагающими по Красной площади, по улицам Москвы, и кое-кому из них пришлось впоследствии пройти по московским улицам в пыльной, пропотевшей колонне пленных, а тем, кто уцелел, — видеть сегодня наших красноармейцев и советских офицеров на улицах Берлина. Чванливые арийцы, хваставшие своей густопсовостью, брезговавшие подать руку татарину, славянину или еврею, сегодня заискивающе уступают на берлинской улице дорогу воинам советских народов — русским, украинцам, белорусам, грузинам, казахам, евреям, абхазцам, башкирам...

Что может быть наглядней, разительней и неоспоримей, чем этот неслыханный крах безумной и бесславной авантюры? Плюгавый хрипун, пыжившийся стать трибуном «нового порядка» в мире, бесноватый кликуша, объявивший себя пророком, бездарный маляр, вообразивший себя баталистом и решивший заляпать весь глобус коричневой краской, а все неугодное ему в мире — утопить в крови, — москвичи недавно получили возможность рассмотреть его на экранах кино. В фильме «Освобожденная Франция» есть большой кусок, благожелательно и подобострастно заснятый немецкой кинохроникой. Кадры эти не нуждаются в комментариях. Достаточно посмотреть, с каким унтерским самодовольством хлопает он себя по животу, откалывая наглые коленца перед киноаппаратом в Компьенском лесу, когда выходит из вагона, где только что были подписаны убийственные для Франции условия перемирия. Теперь история обернулась, поддав коленом самому фюреру. Теперь похлопать бы себя уже не по животу, а по лбу, да поздно...

Гитлер, забиравший с такой наглостью европейские столицы, вышибается сегодня из своей собственной.

Справедливость торжествует сегодня во весь голос пушек, отстаивающих доброе начало человеческих жизней. Вот он, час великой расплаты. Меч вогнан в самое сердце гадины. Весь мир сегодня с облегчением, переведя напряженное дыхание, взирает на грозную, величественную и простую картину зла наказанного, поверженного во прах.

Война подходит к концу. С двух сторон — с запада и с востока — входили в Германию армии Объединенных наций. Кроша бетонные зубы дракона, раздвигая стальные челюсти мощных инженерных сооружений, возводившихся годами, ломая неистовое сопротивление, наступала с востока Красная Армия. Все, что еще было в Германии способно воевать, стрелять, драться, было брошено сюда, чтобы остановить это победоносное движение наших войск. А с запада, проломив фронт, вторглась на немецкую землю армия союзников — американцы и англичане. Красная Армия и армии союзников приближались навстречу друг другу, как сближаются в могучем вихре грозовая туча и разбушевавшееся море, чтобы слиться в стремительный и мощный смерч. И вот освободительная армия Востока и армия Запада сошлись в центре Германии.

Где бы ни жил советский человек, как бы далек он ни был сегодня от германской столицы, он может сказать: мы дошли до Берлина, мой танк гремит сегодня по берлинским — улицам, мой сын, мой брат, мой муж входит победителем в германскую столицу, мы возводили под Москвой противотанковые рвы, от которых немецкая армия откатилась до Берлина; мы кроили и шили гимнастерки и шинели, в которых наши воины берут Берлин; мы дошли до Берлина, мы вошли в Берлин, мы там!

И идет где-нибудь сейчас по Фридрихштрассе какой-нибудь молодой лейтенант — москвич из Замоскворечья или Красной Пресни — и смотрит на улицы немецкой столицы глазами молодого Суворова, уже шагавшего по берлинским улицам в войсках генерала Чернышева.

Не впервые русским входить в Берлин. Но никогда еще поражение Берлина не было таким безмерным.

Завтра мы узнаем подробности боев в германской столице. С радостным волнением прочтем сообщение о подробностях штурма, о деталях битвы. Но сегодня, салютуя, радуясь, поздравляя друг друга, мы уже знаем: знамя победы водружено над Берлином.