Деревенька втягивается в лес, густой и чистый. Но тут картина сразу меняется. В чаще деревьев — 24 бетонных дома, пестро окрашенных и скрытых в искусственно насажденном сосняке. Бетонные дорожки между домами прикрыты сетками. Высокие проволочные заборы, в которых пропускался ток высокого напряжения, ограждающие эту деревушку от мира, доты, маскировка волчьих ям, выкопанных у дорог и дорожек, — всё обрызгано серо-желтой краской и почти незаметно для глаз, даже вблизи.
В этой, мирной на вид, деревеньке, вернее, — глубоко под землей находилась во время войны адская кухня Гитлера — немецкий генеральный штаб со всем своим хозяйством. Официально он был, конечно, в центре Берлина. Там над зданием генштаба развевался флаг, и пышно одетые швейцары бесшумно открывали двери. Здесь, у деревни Цоссен, не было ни швейцаров, ни флага. Те, кто залил кровью всю Европу, как кроты жили в земляных норах.
Немецкий инженер-электрик Ганс Бельтов, пожилой уже человек, ведавший сложным электрическим хозяйством генштаба и не пожелавший отступить с немецкими войсками, охотно показывает нам это заведение.
Через подземный ход спускаемся вниз. Лифт не работает, и приходится долго крутиться по ступеням винтовой лестницы, кажущейся бесконечной. Наконец, мы на дне колодца. Перед нами — целый подземный городок, длинные, расходящиеся в разные стороны коридоры, ряды комнат, с номерами на дверях.
Всё в этой адской кухне Гитлера свидетельствует о том, что удар Красной Армии был до такой степени сокрушительным и неожиданным, что даже работников генерального штаба он застал врасплох. Пол покрыт разбросанными бумагами, картами, справочниками. В кабинете начальника штаба, на рабочем его столе, валяется халат, на полу — ночные туфли, а в комнате рядом с кабинетом — смятая и развороченная постель. Перед ней на ночном столике — недопитая бутылка вина, бокалы, горка яблок. Брошены чемоданы с бельем, фотография Гитлера с собственноручной надписью и какие-то семейные фото, с которыми немец обычно не расстается.
О панике, обуявшей генштабистов, красноречиво говорят и записи последних переговоров, которые велись по телеграфным аппаратам штабного узла связи. Мы нашли этот узел и все его службы в полной неприкосновенности. Освещенные тусклым светом стояли бесконечные ряды телеграфных аппаратов, стрелки остановившихся часов показывали без двадцати минут три. В это время здесь оборвалась жизнь. Но, бежав, работники генштаба оставили дежурного солдата-телеграфиста, чтобы отвечать на вызовы. На дежурном аппарате, где он работал, мы нашли последние переговорные ленты, показывающие, с каким настроением бывшие хозяева покидали свое разбойничье гнездо.
Вот отрывки из этих лент (я ничего не изменяю и не добавляю):
— У меня спешное на Осло.
— Очень жаль, но мы больше не передаем. Все уехали. Я последний. Через несколько часов закрываю связь.
— Разве в Берлине нет никого, кто бы мог отправить с курьером?
— Увы, нет.
— Боже мой, что делается, довоевались!..
— Внимание! У меня молния для верховного командования вооруженных сил западного отдела генерал-лейтенанту Вистер.
— Мы больше не принимаем.
— Почему?
— Я сказал, что не принимаю, и для вас достаточно. Все смылись. Я не могу каждому рассказывать целый роман...
— Я бы хотел знать, какое у вас положение.
— Превосходное, как всегда. Посмотрел бы ты на меня — я сижу в полной военной форме и с автоматом. Все удрали, я тут последний. Настроение ниже нуля.
— Ну, а в Берлине настроение хорошее?
— Конечно, хорошее, как всегда. Каждый мечтает о мыле и котле, а у меня петля на шее...
— Есть у вас связь с Прагой?
— Дурак, никакой связи, я последний. Боже, до чего мы довоевались! С Германией кончено все. Русские буквально у дверей. Рублю проволоку.
Впрочем немец и тут остался немцем. В последнюю минуту, когда наши автоматчики показались в дверях телеграфного зала, у солдата не хватило духу испортить аппарат. Он правильно рассчитал, что не стоит умирать за генералов, которые, проиграв войну, бросили его одного в подземелье, и поднял руки вверх.
Еще любопытная деталь бросилась мне в глаза, когда мы ходили по пустым комнатам генерального штаба. Это рукописные таблички, висевшие на наиболее важных телеграфных агрегатах. Они были написаны по-русски, но с ошибками. Сразу угадывалось, что писала их не русская рука: «Солдаты! Не трогайте и не порчайте этих аппарат. Это есть очень ценный трофеум вашей Красной Армии».
Эти таблички написаны инженерами, обслуживавшими электрическое хозяйство подземелья. Хотя всем работникам и всему обслуживающему персоналу генштаба было приказано под страхом немедленного расстрела на месте садиться в машины и уезжать, инженеры справедливо рассудили, что Красной Армии бояться им нечего, залезли в подземный сейф бюро времени и вылезли из него, когда отошли последние машины, увозившие генштабистов.