Когда немцы усилили репрессии, народные мстители убили кровавую собаку Гейдриха — гитлеровского наместника.

Мстители скрылись, не оставив никаких следов. Немцы разъярились. Им нужна была расплата, немедленно, сию минуту! И выбор пал на невинное чешское село Лидице.

В официальном коммюнике, разглашённомм ивп на весь мир на второй день после убийства, фашисты объявили:

«Официально сообщается, что во время следствия об убийстве СС обергруппенфюрера Гейдриха были констатированы точные доказательства, что население деревни Лидице, что вблизи Кладно, всячески помогало группе убийц, о которых могла идти речь. Соответствующее доказательство было констатировано без помощи местного населения, которое касательно этого допрашивалось.

Кроме того, отношение к этому нападению характеризуется еще и дальнейшими против Германии враждебными поступками. Как например, обнаружением противогосударственных прокламаций, складов оружия, амуниции, нелегальной радиостанции и необычайно большого количества нормированных товаров.

Так как жители деревни Лидице своей деятельностью и помощью убийцам СС обергруппенфюрера Гейдриха показали свою глубокую вину против действующих законов: всех взрослых мужчин — расстрелять; женщин — отправить в концентрационные лагеря; детей — передать на соответствующее перевоспитание; все здания деревни сравнять с землей; название общины вычеркнуть из всех списков».

Никаких доказательств виновности населения Лидице в убийстве Гейдриха у немцев не имелось. Склады оружия, боеприпасов, радиостанция, — все это ложь от начала до конца! И тем не менее, коммюнике было подписано Франком, вступившим в исполнение палаческих обязанностей немедленно после убийства Гейдриха. Вслед за тем последовали казни. Тысячи, десятки тысяч казней.

Франк бежал из Праги тотчас, как только советские танки подошли к чехословацкой столице. Но в Рокицанах его взяли в плен американские войска. В штаб командующего 12-й армейской группы генерала Брэдли, где содержится Франк (вместе с фельдмаршалом Рундштедт), выехал д-р Эчер, представитель Чехословакии в Международной комиссии по расследованию фашистских злодеяний.

Вот как выглядел первый допрос фашистского палача:

«Д-р Эчер: Вы Карл Герман Франк?

Франк (театрально сел): Да, я признаюсь, что я Франк, рожденный в Карлсбаде, бывший немецкий имперский министр. (После некоторой паузы). Я думал, что являюсь политическим заключённым американской армии...

Д-р Эчер: Нет. Мы вас обвиняем в тяжелых военных преступлениях. Вы будете отвечать за них перед чехословацкими органами. На основании Московского соглашения вы предстанете перед судом народа...

Известно ли вам об объявлении по радио, в котором говорилось, что каждый, кто каким-либо способом помогал убийцам Гейдриха, будет расстрелян со всеми своими родственниками?

Франк (теряя свою театральность): Да, я знал про это объявление. но я за него не отвечаю, поскольку оно было составлено немецким гестапо и было мне принесено на подпись.

Д-р Эчер: Известно ли вам, какое вы совершили преступление, подписывая это объявление?

Франк: Нет. В тот момент я не отдавал себе отчета, хотя уже тогда я был против таких методов... (Блудливо пряча глаза). Теперь для меня ясно, что такой приказ — преступление. А тогда я должен был подписать и реализовать приказ».

Пойманный с поличным обер-палач пытается утверждать, что после Лидице было убито «всего лишь» 1.500—2.000 человек. Но в портфеле д-ра Эчера лежат документы гестапо об убийстве 20.000 чехов в качестве платы за Гейдриха.

«Франк: Уничтожить Лидице, расстрелять всех мужчин и солдат, всех женщин и детей в концентрационный лагерь, — этот приказ пришел прямо из штаба фюрера. Я с этим ничего общего не имел...

Д-р Эчер: Считаете ли вы, что уничтожение Лидице было преступлением?

Франк: Да, сегодня я это сознаю.

Д-р Эчер: А тогда?

Франк: А тогда полиция полагала, что покушавшиеся были скрыты населением Лидице...(пауза). Я хотел бы сказать еще кое-что в свое оправдание...

Д-р Эчер: Скажите.

Франк: В середине июня 1942 г. мне было сообщено о секретном приказе Гитлера, чтобы в ответ на покушение Гейдриха было убито 30.000—40.000 политически неблагонадёжных чехов. Я сейчас же попросил разговора с Гитлером. Мне разрешили... Я направился в главный штаб и в получасовой аудиенции я объяснил Гитлеру положение, которое возникло бы, если исполнить его приказ. Я точно помню, что я сказал Гитлеру: «Мой фюрер! Этим приказанием вы уничтожаете Фундамент общего и счастливого сожительства с чешским народом. Вы уничтожаете его работоспособность. Вы этим самым сделаете триста тысяч мстителей!»…

Итак, рейхсминистр Франк был, оказывается, не палачом, а добрым опекуном чехословацкого народа. Он не мог допустить, чтобы был уничтожен «фундамент общего и счастливого сожительства с чешским народом». А что он скажет по поводу плана выселения чехов, конкретно изложенного Гитлером в 1942 году в его интервью с журналистом Экснером?

«Франк: Да, мне было известно, что о переселении чешского населения говорилось в руководстве национал-социалистской партии. Но я тогда же написал меморандум, что этот план невозможен из тех соображений, что пространство, которое освободилось бы от чехов, невозможно было бы заселить во время войны...».

В военное время план технически был трудно осуществим. Что и говорить: причина уважительная!

V.

В глубоком молчании, обнажив головы, застыли под открытым небом тысячи людей, съехавшихся на этот пустырь из Праги, из окрестных деревень и многих других мест Чехословакии. В центре пустыря со шляпой в руках стоят президент Эдвард Бенеш, члены чехословацкого правительства.

Генералы Красной Армии и вооруженных сил Чехословакии держат руки под козырек, отдавая воинские почести тем, кто пожертвовал своей жизнью во имя родины.

Здесь, на мрачном пустыре, заросшем бурьяном, была когда-то тихая, опрятная чешская деревня Лидице. Белые, чистенькие домики утопали в зелени фруктовых садов.

Над лугами с гудением носились пчелы, собирая дань с полевых цветов. Колыхались нивы, вспоенные теплыми водами весенних дождей.

Сейчас — ни намека на жизнь. Все сметено, уничтожено, сравнено с землей.

Пять веков назад полчища Тамерлана, вторгшись в цветущую древнюю Хорезмию, встретили ожесточенное сопротивление у стен ее столицы Куня-Ургенча. Жители Куня-Ургенча с беззаветной храбростью защищали родной город, и он не пал бы, если бы Тамерлан не приказал отвести воды Дарьи в сторону. Взяв, наконец, Куня-Ургенч, жестокий завоеватель в ярости приказал срыть его до основания, запахать и засеять ячменем.

На месте древней хорезмийской столицы выросло огромное поле ячменя. То была жизнь. На месте Лидице не осталось ничего, кроме пепла и злого, колючего бурьяна.

В горькой тишине страстной, негодующей речью звучали слова президента республики Эдварда Бенеша.

«...То, что особенно поразило весь мир в преступлении в Лидице, — это так детально, точно, хладнокровно подготовленное и с таким цинизмом осуществленное массовое уничтожение невинного населения. Было издано официальное немецкое коммюнике, в котором немецкое правительство торжественно признавалось в этой подлости и из которого явствовало, что репрессии были направлены против заведомо невинных людей и что это было проявлением террора, из которого немецкий режим сделал общественную, государственную доктрину с юридическим фундаментом», — говорил, волнуясь, президент.

Страстная, обвинительная речь президента разносилась по пустырю, бывшему когда-то тихой мирной деревней Лидице. Люди стояли, не дыша, боясь упустить слово.

Министр внутренних дел Носек говорил:

... Немецкие захватчики сделали бы из Праги, а возможно и целой Чехословакии одну большую деревню Лидице, если бы тому не помешало великое военное искусство Красной Армии, если бы не было Советского Союза и маршала Сталина, если бы не было той беззаветной любви Красной Армии и всего советского народа к нам, любви, которая преодолела все препятствия и трудности и которая сделала возможным головокружительный по быстроте поход из Берлина через Дрезден на помощь Праге, находившейся в смертельной опасности!..»

VI.

Июльское солнце садится за синей каймой горизонта. Ветер вздымает трепетную волну на прозрачных водах Влтавы, отражая озаренные заходящим солнцем башни Градчанского кремля. Два знамени — Чехословакии и Советского Союза — развеваются над Кремлем, ветер переплетает их, и жители Праги смотрят на них с радостью. Они видят в них символ верного, нерушимого братства. Всюду — на улицах, на балконах, на зданиях плакаты, лозунги, флаги и флажки.

Прага торжественно и ярко продолжает праздновать свое освобождение.

Прага ликует и трудится, но не забывает о тех, кто в майские дни вышел на баррикады. Прага помнит храбрых воинов Красной Армии, которую тут просто называют одним словом: «Освободителька».

Там, где пали в борьбе с немцами чехи и бойцы Красной Армии — будь то площадь, тротуар, подъезд дома, — на том самом месте стоят живые цветы в стеклянных банках. Букеты непрерывно меняются. Безвестные люди — женщины, мужчины, старики и дети приносят свежие букеты цветов и, сняв шляпы, смотрят на кусок чешской земли, политой кровью освободителей.

У входа в радиостанцию, где приняли первый бой с фашистами патриоты Праги, стоит часовой. Груда ярких цветов возвышается над тротуаром. Широкая, просторная улица, стремительно уходящая от центра к зеленым окраинам города, была полем ожесточенных боев. На этой улице впервые был поднят флаг Чехословацкой республики. По камням этой улицы прошла торжественно свобода; по ней проехали первые советские танки и автомашины с автоматчиками.

Эта улица называется теперь проспектом Генералиссимуса Сталина.

Мы проехали много дорог по Чехословакии. Видели окутанный фабричным дымом город Брно, охваченный энтузиазмом Злин, возрожденную Братиславу, утопающую в садах Иглаву и многие другие маленькие и большие города и деревни. От Дуная до Влтавы длинная дорога. Вдоль дороги много больших и малых зелёных холмов. Спят под ними вечным сном герои-воины, отдавшие свою жизнь за свободу и счастье народа-брата. И на одной из этих могил на таблице, где перечислены имена павших, чья-то рука вывела два слова по-чешски: «Правда витязи!»

И это означает: «Правда победила!»