Подходишь ближе к Красной площади, и вот на примыкающих к ней улицах водишь воинские части, что приготовились к параду. Стоят ровные молчаливые каре, осенний свет играет на штыках, на касках. Вдоль улицы вытянулись ряды орудий с громадными длинными стволами; стоит, покрытое чехлом, воинское знамя, и красноармеец охраняет его, строгий и недвижимый, как изваяние.
Замер оркестр, на медных трубах оседают лёгкие, редкие снежинки. Неподвижно стоят машины и танки. Тишина, все охвачено сосредоточенным и взволнованным ожиданием.
Где-то, далеко отсюда, шумят колонны демонстрантов, там смеются, поют песни, пляшут, греются, подталкивая друг друга. Весь этот разноголосый говор, смех, пение не долетают сюда. Замерли ряды гостей на трибунах. Близится торжественный миг. Его ждут, затаив дыхание.
И вот слетают с высокой башни звуки курантов. Бьют часы. Уже поднялись на трибуну мавзолея руководители партии и правительства. Часы пробили десять, И хрупкий, ясный ледок тишины распался, разлетелся на множество осколков. На площадь вступил праздник, гремящий, поющий, великолепный, — весь в музыке и движении.
Глядя на парад, мы видели не только то, что происходило на площади. Все четыре года войны прошли перед нашими глазами. Они вспоминались особенно ярко и полно в этот праздничный день. Маршировала пехота, рысью прошла кавалерия, от тяжёлой поступи танков дрожала земля. Победный парад во всей своей мощи и красоте открывался нам. И, глядя на него, мы вспоминали все, что было пережито нами за эти годы, — длинный, трудный и великий путь, по какому народ нашей страны прошёл к этому праздничному дню.
С особой силой нахлынули эти мысли, когда на площадь вступили трудящиеся столицы, колонны мирных людей, которые вышли на первую свою демонстрацию после конца войны.
Отгремели звуки сводного оркестра, возвещая конец военного парада. На несколько минут площадь опустела. Это была короткая прозрачная пауза, отделившая одну часть праздника от другой. И снова грянули оркестры, заколыхались яркие знамёна, и во всю ширину площади. От здания ГУМ до трибун, двинулись шеренги демонстрантов.
Шагали матери, высоко подымая детей. Пожилые женщины торопились, стараясь не отстать от молодых, они глядели на трибуну, щеки их разрумянились, из-под шляп и платочков выбивались лёгкие пряди седых волос.
В колоннах демонстрантов не было торжественной строгости воинских частей. Но они были не менее прекрасны. Они двигались, как река, и в этом стихийном, бурном движении была особая красота.
Задолго до, парада люди готовились к праздничному дню. Сколько раз обсуждались украшения колонн, — шары, флаги, цветы, плакаты, — с какой любовью все это создавалось! С каким волнением в ранний час стекались люди в места, указанные для сбора колонн, и ждали там назначенного срока, чтобы двинуться на площадь!
И вот они идут под звуки оркестров и кричат «ура», глядят на трибуну мавзолея, и кажется им, что громадная площадь слишком мала, слишком короток этот путь, чересчур быстро движутся колонны...
Есть особое волнение в этих минутах, как в минутах счастливой встречи.
Вот и встретились все на Красной площади. Руководители страны, полководцы, солдаты, командиры и простые мирные люди. Встретились в день великого праздника.
Мирные люди выстояли в дни войны, как может выстоять военный человек на передовой линии. Они выполнили свой долг — долг чести, труда, верности родине. Они справились со всем, что было им доверено. Молодые не жалели своей молодости, пожилые не щадили своих сил. Слава им всем и великая благодарность родины!
По площади шагали работники громадных московских заводов. Заводы эти известны и по своему знамениты. Они многое сделали для победы. Но в этих же колоннах шагали скромные, мало кому известные труженики.
Здесь был, например, завод фруктовых вод. Сколько существует этот завод, в его цехах делали ситро и клюквенный напиток. Искусники изобретали, стараясь добиться в лимонаде игры, игольчатой искры.
Но те, что были в Москве в пору самых жестоких боев за столицу родины, — те помнят, что на заводе фруктовых вод люди научились делать бутылки с горючей жидкостью, и этими бутылками бойцы поджигали вражеские танки.
В колоннах, среди прославленных мастеров труда, шагали работники маленькой фабрики игрушек. Здесь делали котов в сапогах, плюшевых зайцев, медведей. Но настал час, и на этой же фабрике кукольники, игрушечных дел мастера, стали производить отличные гранаты, ибо гранаты были нужны для защиты родины...
О многом думается в праздничный день, когда глядишь на колонны демонстрантов. Такие же колонны шли в этот день во всех наших городах. Они двигались по торжественным улицам Ленинграда, мимо памятников, вновь стоящих на своих постаментах, мимо Эрмитажа, куда опять вернулись драгоценные картины и вошли в золочёные рамы, как в свой дом; мимо дворцов, арок и восстановленных зданий, уже отстроенных руками каменщиков. Демонстранты двигались по улицам Одессы, океанские пароходы входили в Одесский порт, на бульваре падали последние осенние листья, и бронзовый Пушкин стоял, освещённый холодным осенним солнцем. Колонны демонстрантов шагали по улицам Сталинграда, по площадям Севастополя, мимо черных руин, мимо горелого мёртвого камня, на котором скоро зацветут цветы жизни. И особая человеческая близость ощущалась в этот час между всеми нами, где бы мы ни находились, — та близость, которая бывает только между родными людьми.
...Наступил вечер, прогремел над Москвой чудесный гром салюта. Закачались, скрещиваясь, голубые копья прожекторов, и все небо было покрыто светящейся волшебной сеткой. Во влажном асфальте отражались огни, как в реке. И снова, шумя и ликуя, двигались по улицам люди, мирные, весёлые люди Москвы...