И наши пришли.

Мой спутник остановился, с трудом переводя дыхание от усталости, и сказал:

– Чертовски трудно двигаться по такому снегу. Как будто на каждой ноге по пуду, я вспотел до самой шинели. Теперь ты понимаешь? Ведь мы идем просто так, и в нас теперь не стреляют, и мы выдохлись на половине пути. Четыреста метров! Ты понимаешь? А как же они?

Он говорил о тех, кто прошел это поле с боем, на виду у немцев, под перекрестным огнем пулеметов, под минами и снарядами, от окраины леса до самой деревни, которую приказано было взять. В этот ранний утренний час поле еще хранило следы атаки. Мы видели тела самых смелых, и того, кто первым вышел вперед из окопа, и того, кто успел пробежать, проползти, пробиться до середины поля, и того, кто прорвался с гранатой к самому краю немецких траншей, изрыгавших огонь и свинец, и открыл дорогу товарищам, и упал. До последнего смертного часа протягивая правую руку вперед, к бою, к атаке, к штурму!

И немцев взяли за горло, и нужно иметь каменное сердце, чтобы забыть когда-нибудь поле этой атаки, четыреста метров глубокого снега, черные ямы от мин, путь доблести, путь нашей армии, идущей к победе по всей линии фронта от Ледовитого океана до Черного моря.

Вскоре мы подошли к линии немецких укреплений. Круговая оборона с глубокими рвами, деревянными кольями и валами утрамбованного до каменной плотности снега, два дзота, шестнадцать землянок, куда немцы прятались от ураганного огня нашей артиллерии, горы пустых коробок от мин, тысячи пустых гильз от снарядов, рваные куртки немецких солдат, коньячные бутылки в офицерских землянках, и снова гильзы, гильзы, гильзы, – дорого стоила немцам эта оборона.

Не сама деревня и не тот кусок земли, за которой стояли ее дома, имеют большое значение для немцев, а то обстоятельство, что в нескольких километрах к западу проходит дорога отступления главных сил немцев на этом участке.

Пропустить наши батальоны к этой дороге врагу было так же опасно, как затянуть петлю на собственной шее. И был приказ: держать оборону в этой деревне любой ценой, до последней минуты. Четыреста метров открытого поля облегчили немцам эту задачу. Мы подошли к амбразуре в снежном валу: весь участок до самого леса, как на ладони. Здесь немецкие офицеры вопили: «Файер, файер – огонь!» Но у наших бойцов был свой приказ, они его выполнили, и немецкие офицеры, если они уцелели, вопят в другом месте, вопят на дороге, которая проходит несколько западнее этой деревни.

Кто были героями этого штурма? Их много, но память о пятнадцати отважных с великой скорбью и великой славой чтит весь полк. Пятнадцати автоматчикам, которых возглавили лейтенант Литвак и младший лейтенант Щербин, было поручено боем разведать северо-восточную часть деревни, уничтожить два пулеметных гнезда и в случае успеха укрепиться в окраинных домах. Была ночь. Они ползли по снегу: остаться незамеченными до последней минуты, чтобы не было слышно даже дыхания, и у самых снежных валов бурей огня пробить себе путь к домам. Расстояние в 360 метров автоматчики проползли за четыре с половиной часа – вот мера времени в таких вылазках. В сорока метрах от немецких траншей их обнаружили, и они приняли бой, и заставили замолчать два пулемета, как было в приказе, и прорвались к первым домам, и держались там, в гуще врагов, – пятнадцать человек против пятисот! Щербину удалось прорваться назад, он принес сведения, нужные для решающего штурма. Пятнадцать героев погибли в неравном бою. В утро победы их тела нашли в отбитой у немцев деревне и с почестями предали земле.

Батальоны продвигались вперед. Дважды раненый командир разведчиков Сезонин из боя не вышел – гнал немцев из ближнего леса, бойцы о нем говорили: «У фрицев и печки еще не остыли, как он их двинул!» Его разведчиков в полку называют:

– Наши гвардейцы!

У них сильное оружие – опыт, добытый во многих боях. В последней лесной схватке полковые разведчики уложили навеки в снега пятьдесят немецких солдат, захватили три ручных пулемета и один станковый, поле боя оставили за собой и потери имели в пятьдесят раз меньшие, чем немцы, – один убитый и трое раненых. К ним рвутся бойцы из нового пополнения: учиться так воевать. С великолепной гордостью отзываются о сезонницах командиры: «Мы их жалеем – посылаем только на очень лихие дела, в самое пекло!»

Такие люди прошли сквозь четыреста метров огня, к рассвету деревня перешла в наши руки, батальоны с боем продвинулись к дороге отхода главных сил немцев на этом участке.

* * *