Он шел медленно и низко, переваливаясь с боку на бок. Его правый мотор пылал. Стремясь, очевидно, потушить огонь, пилот круто поворачивал корабль и скользил на крыло. Но пламя разгоралось, а когда машина повертывалась, можно было в бинокль заметить красные звезды на фюзеляже и хвосте. Снизу беспрерывно стреляли немецкие зенитчики. Окутанный дымом, еле двигавшийся самолет был хорошей мишенью, но вражеские снаряды пока рвались то выше, то ниже, то в стороне.

Немного секунд прошло с того мгновенья, как был замечен терпящий бедствие советский самолет, а об этом уж знали все батареи, и майор на командном пункте приказал накрыть фашистских зенитчиков огнем дальнобойных орудий. Больше он ничем не мог помочь летчикам.

А вести с наблюдательного пункта были неутешительные. Правда, после первого же артиллерийского залпа огонь немецких зениток ослаб, а самолет благополучно перелетел через реку, но теперь положение его ухудшилось. Охваченный пламенем, он круто снижался в районе деревни, занятой противником.

– Неужели не дотянет, неужели не дотянет? – кричал в телефонную трубку майор своим наблюдателям, как будто от них зависело решение этого вопроса.

– Неужели не дотянет? – этой мыслью жили сейчас люди на всех батареях. Расположенные в глухом лесу, среди высоких сосен, они видели одинокую машину, которая мужественно боролась с огненной стихией в воздушном пространстве над территорией, захваченной врагом. Весь полк жил в эти секунды судьбой своих товарищей-пилотов.

Для краснозвездной птицы наступали последние мгновения. Пламя внезапно охватило фюзеляж, и в этот же миг от самолета отделились парашюты. Горящая машина упала вблизи деревни, а пилоты, энергично подтягивая стропами сверкающий белизной шелк, пытались направить движение парашютов. Но этому противился ветер. Он относил наших товарищей, к врагу. Новая борьба началась в воздухе.

Мы не знаем, сколько секунд продолжался этот спуск. Нам время казалось вечностью. Фашисты открыли огонь из зенитных пулеметов. Остервенев от злобы, они стреляли по опускавшимся пилотам из винтовок и автоматов.

Парашютисты опустились. Где? Место, над которым спускались летчики, было утыкано столбами. В три ряда проходили здесь проволочные заграждения, окаймлявшие немецкую оборону. Упасть по ту сторону колючек – значило погибнуть. Но прежде чем люди отдали себе отчет в том, как велика опасность, летчики один за другим прикоснулись к земле – перед самой проволокой!

Единодушный вздох облегчения и приветственные возгласы пронеслись по передовой линии. С наблюдательного пункта мгновенно сообщили на батарею, из батальона – в штаб полка. Чувство радости с удивительной силой овладею всеми. Никто здесь никогда не знал и не видел этих двух советских людей, залегших сейчас на опасном место у вражеских позиций. Но можно смело сказать, что именно они были сейчас самыми близкими, самыми дорогими для каждого бойца и командира. Могущественный дух солидарности господствует в народе, освобождающем свою родину. Крепкие незримые нити связывают красных воинов друг с другом.

Немцы вели настильный пулеметный огонь, и летчики не подымали головы. И опять беспокойство овладело бойцами. Живы и здоровы ли наши друзья, смогут ли они выбраться без постороннего содействия? Может быть, они ранены и нуждаются в немедленной помощи? До вечера было еще далеко, а ждать ни минуты нельзя.

И вот под огнем автоматов, под бешеными пулеметными очередями из разных мест двинулись красные воины на выручку своим неведомым соратникам.

Вот ползет, не подымая головы, красноармеец Бажанов. Невдалеке от него ползет боец Варавин. Вот из другого места, также ползком, отправился старшина Яков Доброшинский. Вот на подмогу двинулся лейтенант Мкртычян.

Враг жесток. Заметив движение на нашей линии, он обрушился шквальным огнем. Ранен Бажанов.

– Вернись! – кричали ему двигавшиеся сзади. – Вернись!

Один из бойцов подполз к нему, чтобы помочь добраться назад. Бажанов быстро оглянулся, и глубокое чувство досады охватило его. Проделано больше половины пути, уже отчетливо видны прижавшиеся к земле летчики, можно ли теперь возвращаться обратно? И, превозмогая боль, оставляя за собой узенькую полоску крови, Бажанов ползет дальше, вперед. И он первым приближается к одному из пилотов. И первый видит его бледное, но улыбающееся лило.

– Спасибо, товарищи, спасибо, друзья, – чуть приподняв голову, говорит летчик. – прошу вас, ползите к моему бортмеханику, он ранен.

Наши люди уже на месте, они перевязывают раненого, и на спине одного из стрелков он совершает вместе со всеми обратный путь. С трудом движется рядом и Бажанов. Кровь залила его гимнастерку, и все видят теперь, что он серьезно ранен. Но красноармеец попрежнему отказывается от помощи и продолжает ползти домой.

А там их ждут с нетерпением. В землянках штаба полка, на батареях, в медсанбате. И артиллеристы-наблюдатели, которые раньше всех заметили дымящуюся точку на горизонте и сообщили товарищам печальную весть, первыми же возвестили сейчас радостный финал этого маленького происшествия на переднем крае.