Улицы Праги сразу же наполняются людьми. Лица у всех сияют тем счастливым светом, который может излучать только счастливое сердце.
По льду к правому берегу приближается боец. Это не то связной, не то сапер. Люди устремляются к нему.
— Варшава свободна?
— Полностью и навсегда!
С десятков уст на русском и польском языках летят слова приветствия:
— Да здравствует свободная Польша!
Сухощавый поляк с пышными белыми усами Стефан Пехаль прижимает бойца к своей груди.
* * *
По торосистому льду Вислы мы. идем к Варшаве. Невольно волнуемся: какова будет первая встреча о многострадальной столицей Польши? Вот и берег, глубокие траншеи, проволочные заграждения, кирпичный щебень, развалины набережной. Дальше, дальше — к жилым домам, к людям.
Ведь должны быть люди в этом огромном городе! Но всюду мрачно, пустынно. Руины домов, безлюдье. Мы идем по улице Плавска. Она разрушена. Черняховска разрушена.
Дворец Бельведер — украшение столицы — превращен в щебень.
Костел Избавителя разрушен. Сейм сожжен.
Дворцы, библиотеки, больницы, университет — все немецкие варвары превратили в щебень и пыль.
Это могли сделать только гитлеровцы! Огромный город, насчитывавший около полутора миллионов человек, совершенно разрушен. Многие его жители уничтожены немцами или угнаны в рабство. Остальные подверглись принудительному выселению из столицы. К полудню на улицах Варшавы показываются первые граждане.
Здислав Шаля — трамвайный служащий — сумел вырваться из колонны, угоняемой немцами в Германию. Он пришел искать свою семью. Болеслав Мазура спрятался от немцев в подвале. Теперь он хочет найти свой дом. Мария Молерчик ищет своих двух детей.
И огромное, страшное людское горе обступает нас со всех сторон.
Люди рассказывают о кошмарных днях немецкой оккупации, о диком, беспримерном истреблении польского населения, о варварском уничтожении прекрасного города. Немцы жили в отдельных кварталах. Вход на эти улицы был запрещен для поляков. Немцы ездили в отдельных трамваях, ели в особых ресторанах, а если немец проходил по улице, все встречные поляки боязливо отшатывались в сторону.
Каждый день немцы устраивали облавы. Людей хватали па улицах, в квартирах, увозили в гестапо, и они исчезали навсегда.
Десятки, сотни тысяч поляков — стариков, женщин, юношей, детей — сгубили гитлеровские изверги.
Садистские издевательства фашистских людоедов достигли потрясающих размеров после спровоцированного ставленниками немцев восстания.
Гитлеровские палачи в течение многих дней подвергали город диким воздушным бомбардировкам.
Перед отступлением немцы обходили все улицы и гранатами уничтожали все живое. Город запылал. Сотни тысяч людей немцы, как скот, погнали на гибель...
* * *
Немцам мстили. И днем и ночью то в одном, то в другом месте города звучали револьверные выстрелы, я на тротуар падал ненавистный немец. Патриоты мстили за муки и страдания своего народа. Один выстрел раздался на Вольской улице возле дома 149. Немцы оцепили дом и всех жильцов выстроили в скверике.
Немецкий офицер обошел толпу со всех сторон, ехидно усмехаясь. Потом он, улыбаясь, скомандовал:
«Файер!». Немцы с каменными лицами навели автоматы на толпу и дали несколько очередей. Как подрезанные колосья, упали люди на землю.
В наступившем безмолвии неожиданно раздался детский голосок:
— Мамочка, мамочка, пойдем отсюда!
Четырехлетняя девочка, чудом оставшаяся в живых, плача тормошила свою мать.
Немец подошел к ребенку и выстрелил в его заплаканные глаза...
Когда вечером мы возвращались обратно в Прагу, саперы наводили новый мост.
— Строил я переправу у Волги, а теперь строю на Висле, — с удовлетворением сказал один боец.
— Будем строить и на Шпрее! — весело ответил другой.