Черчилль заявил, что необходимо достигнуть решения в течение ближайших дней и что если не будет получено согласие короля Петра, то вопрос фактически будет решен, помимо его согласия.
Касаясь Греции, Черчилль заявил, что войска ЭЛАС «сыграли весьма небольшую роль в борьбе против немцев за последние два года. Они притаились, выжидая момента для захвата власти и превращения Греции в коммунистическое государство».
Заявив, что он никогда не знал такого случая, при котором английское правительство подвергалось бы столь яростным нападкам, а его мотивы столь извращались в его собственной стране важными органами печати или его собственным народом, Черчилль сказал: «Некоторые из наших самых заслуженных и ответственных органов печати представляют весьма грустное зрелище».
Простая политика, проводимая Англией в Греции, сказал Черчилль, сводилась к поддержке наиболее организованной и важной правительственной машины, которую только можно было найти, к сохранению сносных условий, поддержанию закона и порядка и проведению плебисцита или всеобщих выборов справедливо и честно, а затем в удалении со сцены, как только это станет возможным. Английские подкрепления для Греции были получены без ущерба для итальянского фронта. Они были составлены из людей, которые в противном случае были бы отправлены на отдых. «Я повторяю, что мы ничего не хотим от Греции, кроме её дружбы, но для того, чтобы заслужить её, мы должны исполнить свой долг».
Приведя выдержку из донесения английского посла в Афинах, в которой говорится о «господстве террора», осуществляемого небольшой, но хорошо вооруженной коммунистической партией, Черчилль заявил: «Я хотел бы предостеречь палату, что если мы на нашем острове будем держаться в стороне от всех группировок балканских стран, освобожденных нашим оружием или оружием наших союзников, то мы не сможем добиться того, чтобы наше влияние чувствовалось при решении великих вопросов, которые будут обсуждаться после окончания войны».
Черчилль заявил, что, как он полагает, регент и генерал Пластирас намерены расширить правительство. «Но мы действительно должны предоставить это им н не пытаться вмешиваться в этот процесс изо дня в день». Черчилль выразил сомнение в том, чтобы существующие власти в Афинах когда-либо пошли на сотрудничество с коммунистическими лидерами, которые, по их мнению, навлекли все эти бедствия на Грецию. Условия амнистии для участников вооруженной борьбы зависят от обращения с заложниками и от их выдачи. «Мы не можем допустить, — сказал Черчилль, — чтобы говорили, что мы добились спасения наших людей и оставили от 5 до 10 тысяч мужчин, женщин я детей в руках ЭЛАС для того, чтобы их увели в горы и использовали как орудие политического шантажа. Английское правительство полностью выполнит свои обязательства, какими бы неприятными они ни были, и мы не колеблясь спасем этих заложников».
Переходя к положению на фронтах, Черчилль сказал, что в ожесточенной битве на Западном фронте, которая происходила начиная с 16 декабря, американские войска вели почти все бои и почти все потери пришлись на их долю. Только один английский армейский корпус участвовал в этом сражении. Все остальные 30 или более дивизий были американскими. На каждого погибшего английского солдата приходится 60–80 погибших американских солдат. Это была самая крупная битва, которую вели американцы во время войны, и её будут считать действительно замечательной американской победой. «Я не колеблясь высказываю сегодня свое мнение, что решительный срыв германского наступления на Западе скорее приблизит, нежели отдалит, окончание этой войны». «Я считаю. — сказал Черчилль, — что этим яростным наступлением немцы никоим образом не отсрочили и не предотвратили бурю, собирающуюся над ними с Запада».
Указав, что наступление на Западе стоило немцам огромных потерь, Черчилль заявил, что немцам «войска нужны сейчас не только для поддержки германского фронта на Западе, но еще более для того, чтобы заполнить ужасающие бреши, возникновение которых мы только сейчас осознали, бреши, созданные на их Восточном фронте в результате великолепного натиска основных сил русских армий по всему фронту — от Балтики до Будапешта. Маршал Сталин весьма пунктуален. Он скорее опережает свои сроки, чем отстает от них, в комбинированных действиях с союзниками».
«Ясно, — продолжал Черчилль, — что весь Восточный и Западный фронты и обширный фронт в Италии будут отныне находиться в постоянном огне до тех пор, пока не будет достигнута окончательная победа».
Касаясь войны на Тихом океане, Черчилль заявил: «Одновременно с битвой в Арденнах другая битва, почти такая же крупная, велась Соединенными Штатами на Филиппинах. Мы должны удивляться победоносной военной мощи Соединенных Штатов, оставивших сейчас свою мирную, свободную я приятную жизнь и превратившихся в величайшую военную державу мира».
Отвоевание войсками Макартура Филиппин является, по словам Черчилля, грозным предостережением японцам, что их поражение и разгром неизбежны.
Черчилль заявил: «Я хочу разъяснить, что ничто не заставит нас отказаться от принципа безоговорочной капитуляции, вступить в какие бы то ни было переговоры с Германией и Японией, в каком бы виде ни делались подобные предложения, до тех пор, пока не будет формально выполнена действительно безоговорочная капитуляция».
Касаясь причин, почему нельзя отказаться от принципа безоговорочной капитуляции, Черчилль заявил: «Нам пришлось бы обсуждать с врагом в то время, как он по-прежнему сохранял бы оружие в руках, все тягостные детали соглашения, которое их неописуемые преступления сделали необходимым и для будущей безопасности Европы и мира, и это вхождение в детали могло бы, несомненно, явиться ещё большим препятствием к окончанию борьбы, нежели широкое обобщение, которое предполагает термин безоговорочная капитуляция».
Черчилль добавил: «Я могу сказать Германии от имени Объединенных наций: «Если вы капитулируете сейчас, то все, что вам придется вынести после войны, нельзя будет сравнить с тем, что вам в противном случае придется претерпеть в течение 1945 года. Мир, основанный на безоговорочной капитуляции, принесет Германии и Японии огромное и немедленное облегчение страданий и бедствий, которые им сейчас предстоят».
Говоря о термине «политика силы», применявшемся в критических высказываниях по адресу Англии, Черчилль заявил: «Я знаю некоторых моих друзей за океаном настолько хорошо, что я уверен, что могу всегда говорить откровенно, не вызывая обиды. Но не является ли политикой силы факт наличия вдвое большего флота по сравнению с флотом любой другой державы, или наличие авиации, более мощной, чем авиация любой другой державы, или обладание всем золотом в мире? Если это так, то я должен с сожалением сказать, что мы не повинны в этом».
Черчилль согласился с Рузвельтом, что злоупотребление силой является политикой силы. Англия принесла в жертву всё в этой войне. «Я отвергаю клеветнические обвинения, — сказал Черчилль, — независимо от того, откуда они исходят, что Великобритания и Британская империя является корыстолюбивой державой, алчной, захватнической, злоумышленной нацией, поглощенной мрачными планами, европейскими интригами или стремлением к расширению колоний».
Черчилль сказал, что он «никогда не имел возможности сделать палате более уверенное заявление о непрерывно растущей мощи и влиянии Объединенных наций или о военной солидарности трех великих союзников. Безусловно, перед нами возникают политические недоразумения и затруднения, по существу незначительного порядка».
Черчилль заявил, что он возлагает большие надежды на предстоящую встречу с Рузвельтом и Сталиным. Иден и Черчилль будут там со своими военными и техническими советниками.