За мостом имени лейтенанта Шмидта, у морской пристани стоит, спокойно попыхивая трубой, пароход «Кремль». Как и до воины, это небольшое комфортабельное судно совершает рейсы между Ленинградом и Кронштадтом. На палубу парохода подымаешься с особым чувством. Пассажиры — матросы и офицеры; едут и семьи кронштадтских рабочих и моряков. У барьера виден домашний шкаф, рядом — складная детская кровать и велосипед с крашеным деревянным сидением.

Матрос принимает швартовые, и кораблик, вздрагивая, набирает ход. Устье Невы забито судами. Тут мощные ледоходы с высокими, похожими на балконы, мостиками, огромные транспорты, лесовозы, гружёные свежим тёсом, пахнущим смолой; канонерские лодки, катера и буксиры; дальше видны деревянные баржи.

Вот стоит трёхтрубный стройный крейсер «Аврора» — герой Октября. Он только что вышел из дока, где были зарубцованы его борта, пробитые немецкими снарядами. Теперь крейсер получит оснастку, будет заново окрашен и поступит в распоряжение нахимовцев — самых молодых моряков.

В торговом порту — довоенное оживление. Повизгивают лебедки, вскидывают и опускают свои журавлиные головы погрузочные краны. Трубоэлектроход «Молотов» — красивый, сверкающий чистотой корабль уходит с ценным грузом в Англию и Америку. И, пока «Кремль» идет по морскому каналу, стоящие на палубе моряки с жадным удовольствием оглядывают эту картину возрождающейся морской жизни.

Мы все приезжаем в Ленинград с Московского вокзала, но, чтобы яснее представить себе морской характер этого города-порта, его надо увидеть с моря. Вот идет навстречу большой транспорт. На палубе — группы демобилизованных моряков и солдат пехотных частей береговой обороны. Они машут нам руками и что-то кричат.

Над прояснившимся морем возникают прочные контуры приземистых кронштадтских фортов — этих земляных кораблей с каменными бортами, стоящих здесь на вечном якоре. В дни боев огонь фортов делал огненным небо Кронштадта, и вражеские самолёты обжигали тут свои крылья.

Кронштадт — город моряков. Геометрически точны линии его одетых гранитом узких каналов, чугунных решёток и тихих каменных улиц.

В доках морского завода, выложенных ещё при Пётре, чинятся землечерпалки, буксиры, подводные лодки, военные корабли. Видимые глазу от самого днища до верхушек мачт, они окружены заботами, вокруг них снуют рабочие доков, лазят по лестницам, производят автосварку, красят и полируют борта.

Маленький меднотрубый катерок — «самовар», разбрасывая килем маслянистый налет и ловко лавируя между судами, выносит нас на простор кронштадтского рейда.

Не качаясь на волне, неподвижно стоит тяжёлый линкор «Октябрьская революция». Мы подходим к трапам и подымаемся на палубу.

Как все изменилось здесь! Блокадной зимой линкор стоял на Неве у стенки Балтийского завода, покрытый цветными полотнами камуфляжа. Его деревянная палуба была уложена тяжёлыми бронированными щитами, снятыми с другого недостроенного корабля. Как товарищ, накрыл он палубу друга своей тяжелой бронированной шинелью. Немцы охотились за линкором. Моряки отстаивали его, как отстаивают только родной дом. И сейчас корабль хранит честь героев. Вот зенитное орудие левого среза. Башня его была пробита осколками, и видны бронированные заплаты, трудно различимые, впрочем, после тщательной закраски.

На башне — орудия, бронзовая доска, и слова, высеченные на ней, скупо повествуют о совершенном здесь подвиге. Этому орудию присвоено имя его командира Ивана Тамбасова. 16 апреля 1943 года вражеский снаряд поджёг боезапас, и создалась угроза и орудию, и артиллерийскому погребу. Моряк Тамбасов руками выбрасывал за борт горящие снаряды. Он смертельно обгорел и погиб сам, но спас корабль. Приказом командующего Краснознамённого Балтийского флота моряк навечно зачислен в списки корабля, и каждый раз на перекличке в торжественной тишине новый командир орудия, старшина второй статьи Сорокин, отвечает перед строем моряков: «Погиб смертью храбрых».

Корабль живет деятельной учебной жизнью. Главный боцман мичман Обжерин, герой блокадных боев, руководит авральными работами по приборке корабля к празднику. Матросы моют и натирают щётками надстройки и башни, другие чинят на юте палубу, уложив свежие ясеневые доски, конопатят швы пенькой. В перерыв все собираются покурить на полубак.

Могучие орудия «главного калибра», как и все остальные пушки линкора, покрыты чехлами, и огромные хоботы орудий кажутся добрыми и миролюбивыми. Их сила до времени скрыта.

Уже в темноте наш катер возвращается от линкора. На корабле зажигаются якорные огни, и могучий силуэт корабля-крепости неподвижно замирает на рейде.

Предпраздничные дни полны особенного всеобщего радостного сознания, что жизнь города через все трудности и ухабы вводится в прежнее русло.

Недавно на Невском у Аничкова моста был разобран последний дот. Этот дот был устроен между угловыми колоннами Дворца пионеров, но дворец сейчас деятельно восстанавливается, и место узкой и грозной пулемётной амбразуры опять заняло высокое, светлое окно дворца. Знаменитый каменщик Андрей Куликов уже подвёл под крышу последнюю стену дома, разбитого бомбой, — на углу Невского и улицы Гоголя. Теперь на Невском не осталось ни одного неисправленного фасада.

Проспект уже принял свой довоенный вид. Ярко горят фонари, огни двоятся, отражаясь в мокром асфальте. Ленинградцы, как раньше, выходят по вечерам на Невский, даже без всякой деловой надобности, — просто погулять и полюбоваться любимым проспектом.

Деятельно отстраиваются жилые дома. Уют входит в квартиры, как старый хозяин. Знакомый писатель, автор многих пьес и книг для детей, до войны жил в маленькой квартире, похожей на шкатулку. Две крошечные комнаты были украшены книгами, в стеклянном шкафу собрано множество фарфоровых фигурок из мира любимых писателем русских сказок — домики на курьих ножках, бабы-яги, собачки и мельницы стояли здесь на отполированных полках. В эту квартиру влетел немецкий снаряд. К счастью, писателя не было. Снаряд разбил все и все превратил в пыль. Казалось, прежний, чистый покой и уют никогда больше не вернутся сюда.

И вот — зиявшая в стене дыра заложена кирпичом, заделана штукатуркой, поправлен пол, вновь окрашены стены, и тёплый, сухой воздух согрет паровыми батареями. И опять много книг, и такой же шкаф стоит на прежнем месте, и крохотные фигурки теснятся друг к другу на полированных полках.

Все в Ленинграде становится таким, как было. Возрождается прежний пульс жизни большого, прекрасного города. Вой жутких ночных сирен, мёртвая, тупая боль голода, чугунное, кровавое кольцо блокады, — все это позади. Хоть много ещё ран в домах и душах, но жадный, радостный ветер обновления, как крылья весны, шумит над городом. Он гонит осевшие на камнях домов последние тени блокадных дней, сияет свежими красками на фронтонах зданий, шевелит ещё неокрепшими ветвями парков Победы, гонит к морю дым возрождённых заводов, пробуждает неумирающую тягу к прекрасному.

Чувство красоты особенно свойственно ленинградцам. Недаром так быстро и так бережно восстанавливаются замечательные архитектурные ансамбли города. Ослепительной белизной сияют колонны по всему полукружью Дворцовой площади, рвутся, вставая на дыбы, квадриги над Триумфальной аркой.

Ленинградцы трогательно любят искусство и дорожат памятью его творцов. На могиле Репина, на берегу моря, у развалин «Пенат» — свежие цветы. У постамента за низкой чугунной оградой три маленьких террасы покрыты свежей хвоей, венками. Один из них, как видно по надписям, сделанным прямо карандашом на фанерных дощечках, принесли ленинградские связисты, другой — балтийские моряки, посетившие могилу «в количестве пятнадцати человек».

Возрождается театральная и музыкальная жизнь города. Уже открыла сезон филармония. Ленинградцы первыми в стране услышали мажорные звуки новой победной симфонии любимого композитора, бывшего с ними в первые суровые дни блокады. К годовщине Октября вновь, после четырёхлетнего перерыва, открылись залы Эрмитажа — самого великолепного в мире музея. Весёлый театр Музыкальной комедии в дни голода под вой снарядов, не покоряясь обстоятельствам, продолжал свои спектакли. Нынче к праздникам театр подготовил новую премьеру — комедию В. А. Крылова «Девичий переполох».

Трудом, творчеством, созиданием, радостью победы и возрождением красоты живут мужественные люди героического города. В их гордых сердцах и верных руках — немеркнущая честь Ленинграда.