Мы проезжали по полю боя у деревни Гросс Кельциг и видели десятки трупов немецких солдат, разбитые немецкие пушки, два обгоревших танка со сбитыми гусеницами. А вот на перекрестке дорог недалеко от города Бауцен валяются уже сотни немецких трупов, десятки танков. Бой под Гросс Кельцигом в сравнении с тем, что произошло здесь, выглядит эпизодом.

На Шпрее вырвались наши первые части. Шестеро автоматчиков подошли по песчаной отмели к самой воде.

— Вот она какая, Шпрее-то, — сказал один, а другой присел на корточки и, зачерпнув воды в сложенные ковшечком ладони, смыл с лица копоть и пыль.

Все это было волнующе трогательно. Наш русский солдат, откуда-то из-под Воронежа или из-под Тамбова, умылся водицей из Шпрее! Сегодня по радио поступило донесение, что головные отряды советских танков находятся далеко за Шпрее.

Событиями полны эти апрельские дни. Что выбрать для рассказа, что главное? Самое главное и самое замечательное в нашем наступлении — это советские люди. Прежде всего, хочется рассказать о них.

Как-то в конце декабря 1942 года были мы в дивизии генерала Черокманова. Она в ту пору держала оборону под Орлом. И вот там, в солдатской землянке, приютившейся на склоне оврага, был найден томик Тургенева с клеймом «Елецкая районная библиотека». Он был раскрыт на странице, где начинается рассказ «Касьян с Красивой Мечи», При свете коптилки солдаты вслух читали рассказ, а река Красивая Меча текла тут, недалеко, и все эти тургеневские места были изрыты окопами, и названия, которые упоминались в рассказах, солдаты встречали в приказах, сводках и донесениях.

— Вишь ты, как далеко проклятый немец зашел, — сказал разведчик, прерывая чтение, и все заговорили о том, что немец зашел действительно далеко. «До самой Красивой Мечи добрался». Старшина-гвардеец заметил:

— Ну, ладно, вот есть у них в Германии такая река Шпрее, мы до нее дойдем, поквитаемся.

В те студеные ночи под Орлом наши воины верили в свою победу над немцами. Любовь к родине и ненависть к врагу вели их через огонь боев на Курской дуге, через десятки рек, которые приходилось переплывать под огнем неприятеля, — и привели в Германию.

И эта самая дивизия, занимавшая когда-то оборону под Орлом, теперь одной из первых подошла к Шпрее. Нам довелось снова побывать в ней. Некоторых уже нет из тех, с кем сидели мы в тесной землянке, но старшина, ставший теперь лейтенантом, показал нам томик Тургенева с печатью Елецкой библиотеки и сказал:

— Вот, носим с собой, как память, и прибывшему пополнению рассказываем: вот где мы были и вот куда пришли.

Почти четыре года воюет Красная Армия, выдержала такой натиск противника, какого не выдерживала ни одна армия, ни одна страна, но в Германию пришла могучей, как никогда. Мы проехали от Нейсе до переправ через Шпрее. Машины и солдаты шли и ехали напрямик через лес, через песчаные поля, прокладывая сотни новых дорог. Мотоциклист в черном кожаном шлеме, выскочив на пригорок за Шпрее, оглянулся кругом и развел руками.

— Ну и ну, война к концу идет, а армия во много раз сильнее стала!

Мы видим лесные пожары, черные, разбитые дома, столбы дыма над Шпрее. Но мы видим и пышную красоту весны, а немцы не видят ее. Под ними горит земля, на них нажимают со всех сторон. Они хотят убежать в леса — огонь их гонит оттуда, они сопротивляются злобно, как раненые, но недобитые волки.

На одном из участков фронта за Шпрее мы встретили дивизион I гвардейских минометов. Машины стояли со снятыми чехлами на огневой позиции. С наблюдательного пункта только что донесли, что по шоссе движется большая группа немцев. Поступил приказ накрыть их огнем. Минометчики дали залп, все задрожало кругом, в дымном небе блеснули золотистые полосы, и уничтожающий огонь обрушился на противника.

В другом месте мы видели, как наши штурмовые самолеты ударили по скоплению немецких машин. Машины загорелись, повалил черный дым, начали рваться снаряды. В бинокль было видно, как разбегались немецкие солдаты и падали, сраженные огнем пулеметов сверху.

Да, немцы узнали силу огня. В городке Шпремберг можно было наблюдать такую картину. Горел дом! На стене был наклеен плакат с портретом Гитлера. От жара бумага коробилась, и Гитлер корчился. Он глядел сквозь пламя своими безумными глазами и корчился. Мимо проходили солдаты, пыльные, усталые, но опять готовые к бою. Один из них, заметив плакат, крикнул:

— Корчишься? Горишь? Так гори же, собака, гори, — к Дрездену подходим!