После вступительного слова секретаря ВЦСПС тов. К. И. Николаевой на трибуну вышла стахановка Автозавода имени Сталина тов. Кузнецова. Она призывает домохозяек активно участвовать в противовоздушной обороне столицы, вступать в отряды сандружинниц, овладевать военными специальностями, заменить сыновей, братьев и мужей, ушедших на фронт, всемерно укреплять тыл.

Управляющий домом орденоносец тов. Голубева говорит:

– Фашистские налетчики пытаются нарушить нормальную жизнь нашей столицы. В один из налетов на участок нашего домоуправления было сброшено 66 зажигательных бомб. Все они были обезврежены. Наши дома мужественно защищал коллектив жильцов, об'единенный в пожарные, противохимические, санитарные команды и группы но охране порядка.

Об активности домохозяек, всемерно помогающих фронту, рассказала домохозяйка Киевского района тов. Бабич:

– Женщины Киевского района г. Москвы вносят в фонд обороны ценные вещи, золото, серебро, деньги. Пенсионерка тов. Фролова, сдавая сбереженное ею золото, заявила: «Пусть на это золото страна сделает какую-нибудь деталь самолета». Домохозяйки нашего домоуправления послали бойцам 82 комплекта подарков.

– Женщины – великая сила, – сказал товарищ Сталин. Так давайте эту силу соединим с могучей силой всех патриотов родины и нанесем сокрушительный удар по злейшему врагу человечества – гитлеризму! – закончила свое выступление тов. Бабич.

На митинге выступили медсестра тов. Буданова, получившая ранение на передовых позициях и теперь вновь возвращающаяся на фронт, Герой Советского Союза тов. Раскова и другие.

В заключение митинг послал телеграмму женщинам-домохозяйкам гор. Лондона.

В телеграмме говорится:

«Митинг женщин-домохозяек г. Москвы шлет вам, женщинам г. Лондона, свой горячий боевой привет!

Мы, женщины города Москвы, конкретными делами помогаем фронту, отдаем свои силы, весь труд на то, чтобы уничтожить германский фашизм – этого злейшего врага всего человечества, залившего кровью всю Европу, несущего народам средневековое варварство, насилие, смерть детям, старикам, женщинам, голод и разрушение.

Мы призываем вас, женщины города Лондона, активно бороться против германского фашизма, мобилизовать все свои силы на эту борьбу, крепить конкретными делами единый фронт свободолюбивых народов!

Мы призываем вас на священную борьбу за освобождение человечества от гитлеризма, за его полное уничтожение!

Мы уверены, что об'единенными силами свободолюбивых народов германский фашизм будет уничтожен!».

При появлении танков близ командного пункта из среды бойцов, несших оборону штаба, отделилось трое красноармейцев-истребителей – тт. Сергеев, Кулаков и Осипов. Вооруженные связками гранат и бутылками с горючей смесью, они вышли вперед и притаились на пути подхода танков. Когда вражеские машины достигли рубежа, тт. Сергеев, Кулаков и Осипов бросили бутылки с горючей смесью. Пламя охватило две неприятельские машины, и это внесло замешательство в действия фашистов. Тогда трое наших храбрецов выбежали из укрытия и, припадая к земле, стали забрасывать танки связками гранат.

Вражеская танковая группа повернула обратно, оставив на поле боя два пылающих танка и несколько трупов автоматчиков. Атака была отбита.

«Неделя танков для Советской России является не только выражением солидарности народов СССР и Великобритании в борьбе против коричневого варварства гитлеровцев, но и отражением того факта, что Советский Союз несет на себе в настоящее время всю тяжесть борьбы против гитлеровской Германии и что все свободолюбивые народы мира должны в своих собственных интересах всячески помогать не одну, а много недель Советскому Союзу в его гигантской борьбе за свободу и независимость всех стран, ставших жертвой фашистской агрессии.

Я горячо приветствую бойцов на всех фронтах и в их числе танкостроителей, приближающих своей мужественной борьбой и самоотверженным трудом победу над врагом всего человечества – над нацизмом».

На вопросы г.г. Шапиро («Юнайтед пресс»), Магидова («Эксчейндж телеграф»), Стил («Чикаго дейли ныос»), Ловелл («Рейтер»), Джордан («Ньюс кроникл») о том, подготовлена ли конференция трех держав технически, подготовлена ли программа работ конференции, как часто будут публиковаться официальные коммюнике конференции, можно ли высказывать некоторые теоретические взгляды о работе конференции и прочее, т. Лозовский ответил, что конференция технически подготовлена, что же касается всех остальных вопросов, интересующих иностранных корреспондентов, то они подлежат компетенции делегаций трех держав, и он не считает возможным входить в их рассмотрение.

На вопрос корреспондентов г.г. Шапиро («Юнайтед пресс») и Верт («Рейтер»), происходит ли и где именно борьба за Крым, т. Лозовский ответил, что идет ожесточенная борьба за Крым и происходит она вне Крыма.

На вопрос г.г. Верт и Стил о том, верно ли сообщение немцев, что удалось продвинуться к Ленинграду, т. Лозовский ответил, что на подступах к Ленинграду происходят ожесточенные бои днем и ночью, немцы уже потеряли много десятков тысяч убитыми в этих боях, но вперед они не двигаются. Как бы ни были ожесточенны и длительны бои на подступах к Ленинграду, немцы Ленинград никогда не возьмут.

Выигрыши по 3.000 рублей выпали на облигации № 23 серии № 33182 всех 53 разрядов займа.

В течение первых четырех дней нам не давали ни пить, ни есть. Только на пятый день нам принесли по две столовых ложки вонючего варева из концентратов, облитых керосином. Народ стал пухнуть и умирать от этой гадости, по 30–40 человек умирали ежедневно.

Никакой медицинской помощи нам не оказывали, люди гнили заживо. Раненые счищали червей с ран ложками. Так, в жутких мучениях умерли зенитчик политрук Ткаченко и мой сосед красноармеец Афанасьев. Находившаяся среди нас медсестра Нина Фастовец попросила у коменданта лагеря несколько бинтов, чтобы перевязать раненых, за это ее тут же избили палками до потери сознания. Гражданский врач, старик, заключенный вместе с нами, фамилии которого я не помню, пытался чем мог помочь раненым. Узнав об этом, комендант вызвал его во двор и стал избивать палкой.

– Танцуй, рус, – приказал комендант, избивая 62-летнего врача. Старик не хотел этого делать, и избиение усилилось. В конце концов он не выдержал и под ударами начал танцовать. После отого его заставили стоять весь день, не двигаясь, на солнцепеке.

Население местечка Голованевское старалось помочь нам. Через проволочные заграждения нам бросали мед, фрукты, но все это забирали немцы.

В самых невозможных условиях советские люди сохраняли свое достоинство, заботились друг о друге. Из своего белья мы сделали бинты, которыми ночью, украдкой от фашистов, начали перевязывать раненых.

Через девятнадцать дней меня повели в другой лагерь. Я в последний раз оглянулся, прощаясь с товарищами, и увидел вокруг много могильных холмиков. Не много нас уцелело, в каждой могиле лежало 12–15 трупов советских людей, замученных здесь фашистскими палачами.

Колонну в новый лагерь гнали безостановочно, отстающих конвоиры расстреливали на месте. По дороге фашисты придумали для себя кровавую потеху: в то время, как один приказывал строиться по четыре, другой командовал строиться по шесть, естественно, что из-за этого начиналась толчея, а за «невыполнение» приказа мерзавцы немедленно пускали в ход автоматы. Так в течение суточного перехода к Умани было зверски убито 64 наших товарища.

В Умани оказался еще более страшный концентрационный лагерь. Этот лагерь известен во всех захваченных районах Украины под названием «Уманьской ямы». Нас загнали в огромный глиняный карьер диаметром около трехсот метров. Отвесные стены этого карьера высотой по пятнадцати метров охранялись усиленным конвоем, открывавшим беспорядочную стрельбу из автоматов при малейшем движении в яме.

Здесь находилось несколько тысяч заключенных, из пленных красноармейцев и гражданского населения, много железнодорожников из-под Аккермана. Управляли нами по радио. Каждое утро репродуктор выкрикивал приказ одной группе строиться у стены номер один, другим – у стены номер два, номер три и четыре. Стена номер два часто означала смерть, около нее расстреливались без всякого повода все, не понравившиеся чем-либо охране.

Голодали мы здесь еще больше, чем в Голованевском. Умерших от голода хоронили тут же в яме, мертвых было так много, что мы не успевали их закапывать, да и закалывать было нечем. Для того, чтобы как-нибудь согреться, некоторые из нас руками вырыли в стене норы, стена обвалилась и похоронила под собой 36 человек.

Однажды фашисты затеяли своеобразный спектакль. Голодным людям кинули вниз раненую лошадь. Когда мы ее стали резать, наверху появился фотограф, который запечатлел это на пленке. Очевидно, таким путем создавалась очередная немецкая фальшивка, извращающая какие-то факты. У лошади собралось слишком много людей, фотограф был недоволен кадром, но автоматчик помог ему и убил несколько человек.

В этот же день тот же фотограф инсценировал в яме «гитлеровское милосердие». Среди нас находился старший лейтенант Новиков, он имел одиннадцать ран. Новиков был совершенно раздет, фашисты перед об'ективом аппарата перевязали ему раны и одели в чистую рубашку. Однако как только фотограф закончил свою работу, эту рубашку отняли у Новикова, сорвали с его ран все повязки и зверски избили.

Была у фашистов еще одна излюбленная забава – спускать в яму собак и натравливать их на нас. Не одному человеку перегрызли они руки и ноги. Практиковалась и такая пытка: раненого клали на землю и вливали в него через лейку ведро воды. В Уманьской яме я находился всего несколько дней, но пережитого здесь никогда не забуду.

Из Умани меня погнали в Винницу, в лагерь номер 183. Однако по дороге я должен был перенести еще одно испытание. В пересыльном пункте у Гайсино было то же, что и в первых двух лагерях, только вместо палок палачи применяли резиновые дубинки.

В Гайсине мне удалось бежать. Когда в ближайшем селе я рассказал крестьянам, что вырвался из Уманьской ямы, на меня смотрели, как на воскресшего мертвеца. Крестьяне отнеслись ко мне исключительно сердечно, переодели, накормили, указали дорогу.

Двигаясь дальше по земле, захваченной гитлеровскими бандитами, я всюду видел ту же жуткую картину издевательств и мучений, которым подвергают немцы советских людей. В Маньковском и Монастырищенском районах, которые я проходил, изверги-фашисты расстреляли всех активистов. В Белой Церкви я видел разграбленные квартиры, мать с ребенком на руках, заколотых вместе, кровь и трупы беззащитных стариков, женщин, детей. В селе Каменичи я видел обуглившийся труп женщины: ее заживо сожгли за то, что муж ее в Красной армии.

В селе Сосницы висел труп председателя колхоза. Его убили много дней назад, но труп запретили снимать. В Иванькове я видел старуху, убитую немцами за то, что, когда они стали рвать в ее саду груши, она пыталась остановить их.

Свыше полутора месяцев был я в лапах у немцев и каждый день снова и снова думал о том, что фашистский плен – хуже смерти. Прежде я бы просто не поверил, что возможны такие зверства, какие творят немцы над советскими людьми. Но теперь я видел это собственными глазами, на себе испытал эту муку. До сих пор мои раны не зажили. Но сейчас я окружен товарищами, я – у своих, обо мне заботятся, и силы мои мало-помалу восстанавливаются.

Сейчас мне хочется только одного, – чтобы поскорее зажили мои раны! Тогда я сполна рассчитаюсь за все с фашистскими негодяями. Я буду мстить им за кровь и страдания наших людей до тех пор, пока бьется мое сердце, я буду истреблять их беспощадно, как бешеных псов, как самых чудовищных гадин, какие есть только на земле.

Основными организаторами фашистской деятельности и шпионажа в Уругвае являлись руководители и работники фирм «Манесман», «Буш», «Геоне», «Байер-Вескот», «Анилинас Алеманас», «Риберенья Дель Плат», «Отто Рабе», «Штирия» и др.

Эти фирмы поддерживали и финансировали нацистское движение в Уругвае, главную роль при этом играл немецкий трансатлантический банк.

На митинге в Бейруте присутствовало более 10 тыс. армян. Председатель Армянского национального совета в Сирии и Ливане Адам Мануэлян в своем выступлении заявил: Для нас, армян, наступило время потребовать возвращения армянских земель, насильно захваченных Турцией, и воссоединения этих земель с Советской Арменией.

В конце митинга была зачитана резолюция, адресованная Генералиссимусу Сталину, президенту Трумэну и премьер-министру Эттли, в которой от имени двухсот тысяч армян. проживающих в Сирии и Ливане, выражается просьба присоединить отторгнутые армянские земли к Советской Армении. Резолюция была принята единогласно.

«От имени десятков тысяч армян, — говорится в резолюции. — присутствовавших на митингах в Бейруте, Алеппо, Дамаске и Захле, организованных Армянским национальным советом Сирии и Ливана, мы просим Ваше Превосходительство принять во внимание положение армян, силой изгнанных из своей родной земли и эмигрировавших в Сирию и Ливан, и помочь им вернуться на родину. Мы требуем справедливого возвращения Советскому Союзу армянских земель, силой захваченных Турцией, входивших ранее в состав Советских Социалистических Республик.

В 1911 году было истреблено более одного миллиона армян. В нынешней войне более четверти миллиона армянских солдат принимали участие в борьбе рука об руку с Красной Армией и десятки тысяч — вместе с союзными войсками. Справедливость требует, чтобы высшие усилия армянского народа были вознаграждены. Мы этого требуем также от имени всех героев, боровшихся для установления справедливости во всем мире и восстановления нарушенных прав всего человечества».

Резолюцию подписал председатель Армянского национального совета в Сирии и Ливане доктор Адам Мануэлян.

Среди упомянутых пяти предприятий находится большой шарикоподшипниковый завод «Кугельфишер, Шафер и комп.» в Швейнфурте и судостроительное предприятие в Бремене. В сообщении, опубликованном по этому поводу, говорится, что еще не решен вопрос о том, какие страны получат это первое репарационное возмещение.

Перед микрофоном венгерская гражданка Лена Штейн. Ей 21 год. Первое знакомство с концентрационным лагерем у неё произошло, когда ей было 18 лет. Венгерские гитлеровцы арестовали её только потому, что она еврейка. Из Венгрии Лена Штейн была направлена в Освенцим и, как другие жертвы гитлеровского «нового порядка», была доставлена на фабрику смерти.

Трудно сказать что-либо новое об Освенциме после того, что было уже сказано на суде. Свидетельница Лена Штейн приводит, однако, новые факты. Она сообщает много нового об Ирме Грезе. Эта белокурая эсэсовка заставляла больных и даже умирающих люден находиться часами на морозе, пока производилась проверка заключенных. Однажды Ирма Грезе заметила, как разлученные колючей проволокой мать и дочь пытаются поговорить между собой. Эсэсовка так избила старушку плеткой, что ее доставили в больницу полумертвой. Ирма Грезе помогала Крамеру, когда тот грузил на машину сопротивляющихся смертников. Ирма Грезе отбирала людей на смерть, а по убегающим стреляла из пистолета.

Защитник Грэнфилд пытается поставить под сомнение показания Лены Штейн.

— Не находите ли вы, — говорит Грзнфнлд, — что эти показания — плод вашей озлобленности и что они прикрашены? Лена Штейн повторяет: Все. что я показываю, есть сущая правда.

Защитники ставят свидетелям всякого рода вопросы с тем, чтобы сбить их. найти в их показаниях «противоречия».

Так, защитник Грэнфилд задавал такие вопросы свидетельнице Доре Шафран: помнит ли она величину палки, которой ее избивали, какой масти была собака, которую эсэсовка Борман натравливала на заключенных? Шафран ответила, что она не помнит размера палки, но знает, что с первого удара у нее была рассечена рука и она потеряла сознание. Собака же была ростом с фрау Борман. Когда защитник спросил, та ли самая надзирательница сидит на скамье подсудимых, Шафран ответила, что она готова присягнуть еще раз в том, что говорит правду и что Борман она ни с кем другим не спутала. Это так же точно, как то, что Ирма Грезе ходила по лагерю, с кожаной плеткой и пистолетом жесточайшим образом расправлялась с беззащитными женщинами.

Один за другим свидетели, указывая пальцем и называя по именам, изобличают преступников. Но последних это, видимо, мало смущает. Крамер спокойно делает записи, переговаривается со своим защитником, переписывается с ним. Тем же занят и Гесслер.

Свидетель поляк Гриновицкий рассказывает о том, как в Освенциме он лично получил от Крамера 25 ударов, а обвиняемый Вейнгартер так избил брата Гриновицкого, что тот вскоре умер. Трудно пережить издевательства и муки, тяжело вспоминать потери близких и родных. Гриновицкий хочет назвать имя брата и не может. Слезы душат его. В зале тишина ожидания, но мученик Освенцима и Бельзена не может успокоиться.

На этом прерывается заседание девятого дня процесса.